Очаги сопротивления | страница 70



Большой Сан-Франциско, в соответствии с теперешним наименованием. Как будто бесконечный унылый лабиринт Восточной Бухты имел что-то общее с чем-то, характеризующим величие. Скорее уж, сплошной муравейник, до самого Сан-Хосе и дальше раскинувшийся по обеим берегам залива, да и муравейник-то далеко не образцовый. Муравьи опрятнее… Крысятник, или как там именуется место, где обитают крысы.

Тем не менее, Костелло был абсолютно прав: для Сопротивления лучше места не придумаешь. Скученность, запущенность, сумасбродное местное руководство, всегда боявшееся вверенного ему города, безработица и многоликость трущоб, вызывающая межэтнические трения — все это давало почву нестабильности, чреватой яростью. К тому же Сан-Франциско традиционно славился неповиновением властям, так же как и близлежащие университетские городки; у Администрации здесь никогда не было поддержки.

Конечно, если при всем при этом учесть, насколько незначительны действия Сопротивления по этому региону — листовки с плакатами, временами беглый или дезертир, которому помогают перебраться в Канаду, побитый осведомитель из Управления (убивали редко, опасаясь возможных репрессий; была фракция, со зловещей настойчивостью требовавшая уничтожать «предателей» в рядах движения, но перевеса у них пока не получалось), — так вот стоило об этом подумать, и оторопь охватывала: а как же в таких местах, как Солт Лейк Сити или Даллас? Дышит ли вообще движение? При эдаком масштабе всеобщее восстание, глядишь, будет иметь успех лишь с концом света, когда уже все всем до кучи.

Джудит почувствовала возле себя чье-то присутствие и обернулась, ожидая увидеть незнакомое и, вероятно, пьяное лицо, но это оказался Костелло.

— Наслаждаюсь видом крысятника.

— Крольчатника?

— Нет, именно крысятника.

— Таких, по-моему, не бывает.

— Теперь бывают.

— Почему?

— Костелло, какого черта мы здесь сидим?

— Где, на этой вечеринке? Или вообще в Сан-Франциско?

— Да какая разница, хоть здесь, хоть там. Ты уже сам признался, что на этом идиотском гульбище находиться без толку, но какой вообще тогда толк где-либо торчать? Может, я вообще имела в виду: какого черта мы живем на Земле?

Он обвел ее медленным, жестким взглядом.

— Тебя что-то тревожит?

— Да нет, не сказать чтобы, — она посмотрела на окно в язвинках засохшей пыли. — Просто подумалось как-то, что вон там — несколько миллионов человек, которым наплевать, чем мы занимаемся здесь или где-то еще. Большинство которых, как пить дать, с радостью нас заложат за пару лишних фунтов колбасы по талонам или за пару ярдов прибавки к жилплощади, а то и так, из злорадства. Вот и рассказывай мне о революции.