Вернувшись домой, она сообразила, что скоро ему придется уехать, и почувствовала, что с его отъездом станет легче на душе и как-то прояснятся мысли. Долго стояла она в вечернем полумраке у себя в комнате, глядя на темное окно, и думала: «Отец, наверное, тоже уедет на пару недель в новый кашперовский лес. И снова будет дома тихо, как перед праздником; и никто не прервет моего одиночества… Хоть это останется мне: одиночество…»
Было настоящее летнее утро, знойное; от самой зари сверкало жаркое солнце в открытые окна фасада, нагревая стекла и деревянные рамы, играя на полу и на стенах.
В доме Гурвицов все встали раньше обычного, собирая Шмулика в дорогу. В темную комнатку Миреле доносились отдаленные звуки: в столовой вся семья пила чай, Гитл спрашивала Шмулика, куда положить испеченные для него сдобные булочки; раввин Авремл, забежавший на минутку перед молитвой, сообщил:
— Шмулик не опоздает, даже если выедет в двенадцать часов.
На дворе мыли бричку, засыпали овес лошадям; заказан был уже извозчик, на котором реб Гедалья тотчас после отъезда Шмулика должен был укатить в кашперовский лес.
Миреле встала поздно — часов около десяти. По углам лежали короткие тени; чуть заметный ветерок веял в открытые окна и слегка шевелил длинные занавески.
Миреле пила чай в столовой за столом, где сидел ее отец с раввином Авремлом. Шмулик в тфилин расхаживал по комнате. Он думал о том, что за последние два дня Миреле ни разу с ним не заговорила, чувствовал себя оскорбленным и, шагая по комнате, внимательно смотрел себе под ноги. Искоса взглянул он на нее: она, не глядя на него, наблюдала важного механика-немца и слушала, как реб Гедалья объяснял кассиру:
— Он утверждает, что станок должен быть поставлен возле маленькой рощи, за восемьдесят шестой десятиной…
Спустя некоторое время Шмулик, уже сняв тфилин, вошел к Миреле в комнату и застал ее одну у открытого окна.
Она стояла спиной к нему и не обернулась при его входе. Он ощутил какую-то странную пустоту в мозгу, и лицо его приняло желтоватый оттенок. Он чего-то ждал…
Наконец она обернулась и заговорила о том, как прошли эти последние два дня:
— Таких дней будет у вас много, много… Всю жизнь вам придется маяться со мной… Выслушайте меня: я вас не люблю и не могу за вас выйти замуж. Да и не знаю, право, на что я вам. Вы бы, наверное, могли подыскать себе другую, лучшую невесту. Не берусь судить, какая жена была бы вам впору; но вот хотя бы у нас в городке есть две барышни — дочки Бурнеса: любая из них будет более подходящей женой, чем я…
