В саду памяти | страница 4
Книжные полки их квартиры ломились от бесчисленных томов в зеленых переплетах пера Лазаря Горовица, а в гостиной висел огромный, писанный маслом портрет почтенного мудреца в обрамлении семейных фотографий в черных рамках. Внутреннее убранство дома украшали свадебные подарки венской родни: серебряные подсвечники, подносы, корзиночки, сахарницы и фарфоровые вазы в стиле бидермейер. Все, помнившее Лазаря, сгинуло во время войны. Осталось лишь передававшееся из поколения в поколение воспоминание о его эксцентричной жене Каролине, которая, навещая сына в Варшаве, угодила на патриотическую демонстрацию и в момент разгона толпы казаками выбежала на середину улицы с воплем: Schamen Sie sich, Herren Kosaken![5]
Каролина Горовиц — мать Густава
Лазарь умер в 1868 году в Везлау близ Вены, через год после свадьбы сына. В том же году родилась и первая дочь Густава Флора. В течение следующих четырнадцати лет появилось еще девять детей (один ребенок умер в младенчестве).
«Fünf Töchter ist kein Gelächter»[6], — говорили, когда пятой в 1873 году родилась моя будущая бабушка. Когда же два года спустя на свет пришел шестой ребенок, мальчик, и обрадованный — наконец-то сын! — Густав пошел в кофейню похвастаться перед знакомыми, ему, смеясь, посоветовали: «Вы лучше-ка вернитесь домой и проверьте еще раз, не ошибка ли вышла, не родилась ли у вас снова девочка?» Через два года еще один мальчик, потом дочь, а после нее снова сын.
Старшие девочки, в соответствии с духом эпохи, получили цветочно-растительные имена: Флора и Роза, младшие откровенно иностранные: Гизелла, Генриетта, Жанетта. Сын-первенец был в честь деда назван Лазарем, но всю жизнь его звали Людвиком, а следующий — Максимилиан имел типично австрийское имя; Камилла — вновь ботаническое, и наконец по имени младшего сына Станислава можно было судить, что семья совершенно сознательно решила полонизироваться.
Бабушка моя с детства не терпела своей чужеродно звучащей Жанетты и требовала, чтобы ее называли Янина. Как обращался к ней отец, не известно. О нем сохранилось немного воспоминаний. Он чаще общался со старшими дочерьми, ей запомнился общий облик тихого, деликатного, несмелого человека, который — чужой и потерянный в огромной семье — не вмешивался в домашние дела и воспитание детей.
Однако потомок раввинов должен был неукоснительно блюсти все религиозные предписания. Моей бабушке были памятны зажигание свечей по пятницам вечером в шаббатный ужин, и субботы, когда запрещалась любая работа; Песах, в течение которого всю неделю питались мацой — единственной в эти дни выпечкой; на Йом Кипур взрослыми соблюдался полный пост, и другие традиционные торжества и обряды.
