На пне, от дома в трех верстах.
И в доме пахнет пирогами,
А дом в искусственных цветах.
Еще оставшихся от свадьбы
Моей родимой с неродным.
Еще родного увидать бы,
А я пою и в прах, и в дым.
Пою и голос мой не сорван.
И сколько мне? Наверное, семь…
И так на кладбище просторно,
Что словно нет его совсем.
Как будто и не било градом,
И не смывало на песке.
И просит бабушка, чтоб рядом,
Хотя еще не знает с кем.
3
В саду моем далеко видно…
Я эти праздники люблю.
И хмелем печь моя обвита,
И дед как будто во хмелю.
И после Троицы из комнат
Сухих не вынесли ветвей.
Не шелестят, родства не помнят,
А были все моих кровей.
То после Троицы… а нынче
Снимают яблоки в саду.
Ребенок в горнице захнычет,
И я – Иду! – кричу, - Иду!
И детский плач притворно жалок,
И откровенно смех лукав.
И целый угол полон яблок,
И все равно, одно – в рукав!
4
Восходит месяцем кокошник
Из бабкиного сундука.
Судьбу тачает дед сапожник,
Босой теперь уж навека.
И кажется, случится завтра
Все то, чему вовек не быть.
И не к добру лихая дратва
Вольется в шелковую нить.
Вольются в шелковые руки
Мне повода,
и на беду
Вспоют, как лебеди, подпруги
И выгнут шеи на лету.
И повлечет тоской единой,
И дед вослед мне крикнет зло
Про то, что стаей лебединой
Не крепят к облаку седло.
Голубичный кисель
Опрокидывалось небо над селом
И плескалось голубичным киселем.
Люди жили, люди рвались от земли…
Люди разные хлебали кисели.
И хватали небо посиневшим ртом
И не утирали губы рукавом.
И у всех, кого несли назад к земле,
Были губы в голубичном киселе.
***
Где дома я, а где в гостях –
Забыла я, в конце концов.
И черный плат несет в когтях
Мое летящее лицо.
Еще торопится плечо
За птичьим трепетом щеки.
Еще у сердца горячо –
А уж запели ямщики
Из-под земли по всей степи,
Из-под обочин голося…
Терпи, душа моя, терпи –
Молчать нельзя и петь нельзя.
Такую ноту бы поднять,
Взвалить на плечи под горой
И вверх нести…
да тишь и гладь…
и нет горы для ноты той.
***
В луч предрассветный
Сплавились рельсы.
Во поле – ветры
И погорельцы.
Издалека я
Слышу напевы
И окликаю
Черное древо.
Кличу сосною,
Кличу рябиною.
То ли иное,
То ли без имени
Древо бездымное,
Древо сгоревшее…
Кличу осиною,
Липой, черешнею…
Дерево
Не трогай ты ее…
Она из инея…
Когда-то, говорят, была осиной.
И кто-то окликал в лесу по имени.
Да эхо содрогнулось над трясиной.
Живется ей бездомно и безвременно.
Не трогай…
Не сгореть уже ей с пользой.
Она – как недорубленное дерево.
Когда-то, говорят, была березой.
