Пока Котовского связывали по рукам и ногам, выполняя приказ барина, пока волокли к телеге, всё продолжали бить. Подскочил Скоповский:
— Пустите, я сам!
И тоже ударил связанного. Вошел во вкус и стал наносить удары.
Когда Котовский очнулся, его тащили с телеги. Где-то далеко видны были огни. Небо было звездное. Подернутая инеем земля блестела голубыми искрами.
— Что ж ты делаешь? — сказал Котовский приказчику, который распоряжался, покрикивая: «Тяни, берись за ногу!» — Ведь я замерзну в одном белье! Развяжи меня!
— Нельзя, — ответил приказчик, — барин приказал бросить связанного. Мне-то что, но раз приказано — значит, и говорить нечего.
— Эх ты! Холуй!.. — пробормотал Котовский.
Он окончательно очнулся. Чувствовал, как холод пронизывает тело. Погромыхивала, удаляясь, телега. Они о чем-то разговаривали — приказчик и кучер — спокойно, как будто возвращались с базара…
— Н-но-о! — мирно понукал кучер.
Потом стало совсем тихо.
«Долго не выдержать», — подумал Котовский.
Попробовал освободить руки — веревка больно врезалась. У приказчика был большой опыт: ведь он постоянно завязывал и упаковывал тюки.
«Нужно двигаться, самое главное, — приказал себе Котовский, — тогда я согреюсь».
До рассвета было еще далеко. Трудно надеяться, что кто-нибудь проедет мимо. Степь молчала. И только далеко где-то настойчиво кричал, видимо у семафора, паровоз.
Сколько прошло времени? Два часа? Или четыре? По-видимому, Котовский опять терял сознание.
И вдруг он услышал громкий голос:
— Вон он где! Всю степь обшарил! Говорят, бросили возле станции, а где возле станции? Небось руки-то занемели?
Это был Леонтий. Вот она — дружба!
Развязал. Синюю домотканую куртку на плечи накинул.
— Ну, дорогой, теперь тебе тикать надо отсюда. В город отправляйся. Скоповский — серьезный господин, он очень просто и пристрелить может, если увидит.
— Пристрелить — это положим…
— Почему бы нет? Скажет: потраву делал, лес пришел рубить. У них ведь как? Судьи свои, полиция своя. За нас только один бог…
Леонтий подумал и, хитро подмигнув, добавил:
— А может быть, и бог-то… тово… тоже в ихней компании? Тоже переметнулся?
Он покрутил головой:
— Пожалуй, так оно и есть. Одна шайка-лейка.
Было отвратительное, промозглое утро, а тротуары скользки и липки, когда Котовский добрался наконец до Кишинева и зашагал по хмурой, заспанной улице.
Тело ныло. Была тупая боль в груди и пояснице.
«Должно быть, помещик Скоповский знает анатомию, — думал Котовский с некоторой досадой, — он бил по самым чувствительным местам, не так, как другие».
