— Ты что ли, Севрюгин?.. — мучительно морщась, как от контузии, спросил его старший караула, слюнявя химический карандаш и припоминая.
— Так точно, — моментально согласился Пауль-Генрих и даже, в свою очередь, припомнил, — Петр Геннадьевич.
Не только фамилия свежеубитого зэка была не такая уж «вредительская», как Бреннер, но даже инициалы похожие. Да и самого Петра Геннадьевича геноссе Бреннер знал: заурядный работяга с «Гидроприбора», такой себе цеховой «принеси-подай», который то ли не туда понёс, то ли не тому подал, — и остался лежать в дверях столыпинского вагона, когда Павел Григорьевич из него вверх тормашками вылетел.
И совесть как-то промолчала, и тщеславие Пауля-Генриха не замучило. Слишком хорошо запомнилось ему ощущение сорвавшегося в пустоту сердца, когда расплылась самодовольством омерзительная морда начальника Особого отдела «Гидроприбора», комиссара госбезопасности 3‑го ранга Овсянникова:
— Пройдёмте, гражданин Бреннер.
Так что, если уж и не «товарищем», то «гражданином» Пауль-Павел Генрих-Григорьевич предпочёл быть как можно более неприметным.
Второй раз позабавилась с ним фортуна, когда выяснилось, что в связи с наступлением немцев на Киевском направлении, ни о Белом, ни о Баренцевом море и думать не приходилось. А где ещё мог пригодиться такой «специальный» контингент, как не на Чёрном море, на кавказском его берегу, куда перебралась база Черноморского флота? Тут, на верфях вчерашних судоремонтных баз и просто у причалов мастерских рыбколхозов, срочно превращались в бронекатера романтические «шаланды, полные кефали». Работяги траулеры и сейнеры, ощетинившись зенитками и пулемётами, обращались в больших и малых «сторожевиков», простые баржи — в баржи десантные. Впрочем, и названия всем этим воинственным производным от «тюлькиного флота» придумать порой сложно было. Впору ограничиться одним именем: «Зловредный», «Яростный», «Напугай». Новообращенный из рыбколхозных мастерских в военный завод «в/ч 67087» от прочих отличался ещё и сугубо торпедной специализацией, что, в связи с нестандартностью по военным меркам «плавсредств», придавало ему некоторый экспериментальный тон.
«Вот, даже своё проектное бюро имелось, — скрипнул фанерной дверью Павел Григорьевич, — где не только ломались головы, как на задранный бак СЧС присобачить торпедный аппарат без особого выноса над фальшбортом. Но и даже…»
Павел Григорьевич неспеша вынул из кармашка выгоревшей спецовки очки и, привычно оглянувшись, заправил медные дужки за уши.
