— Ваше Величество?
— Все серьезные документы, — предупредил я, — после твоей подписи должны визироваться мною. Если там только твоя подпись — акт недействителен.
Она посмотрела на меня исподлобья.
— А я надеялась…
— На что?
Она объяснила тихим голосом обиженного ребенка:
— Ваша победа над Мунтвигом должна была укрепить и мое положение, я ведь ваша жена!
— Ваше положение, — сказал я, — моя королева… отныне незыблемо. И ваши слова имеют больший, чем раньше, вес. За вашей спиной все теперь видят Ричарда Завоевателя, а не просто принца-консорта. Но, с другой стороны, как вы сами понимаете…
Она вздохнула.
— Понимаю. И смиряюсь.
— Мудрая позиция, — одобрил я. — Кто говорит, что женщины — дуры? Ротильда, вы реабилитируете всех женщин на свете!
Она сказала язвительно:
— Спасибо, Ваше Величество.
Я поцеловал ее в лоб, она подставила губы, я поцеловал и в губы, они у нее такая прелесть, что пришлось сделать усилие, чтобы оторваться и заставить себя выйти из шатра.
Зигфрид уже ждет, сразу поинтересовался:
— Мы сопровождаем?
— Откуда взял, — спросил я сварливо, — что отбываю?
— Чувствую, — ответил он.
— Вот так и храни тайны, — сказал я с огорчением, — когда одни шпионы вокруг. Нет, пока не отбываю!
— Сперва расскажете, — сказал он, — кому что делать? Ну, это ненадолго. В шатер к графу?
— И это знаешь, — буркнул я.
— Ну да, — ответил он. — Граф уже и карту расстелил, вас ждет.
— С ума сойти, — сказал я. — Каждый мой шаг расписан, будто я не король… а не знаю кто. Правда, я всего лишь, гм, выборный король. Ладно, только не забегай вперед. Если хочешь охранять, то охраняй так, чтобы я тебя не видел вовсе. А то вроде на похвалу напрашиваешься.
— Вот еще, — сказал он обидчиво, но в самом деле исчез так быстро, что либо сам умеет, либо Скарлет научила своим колдовским штучкам.
У шатра Альбрехта охрана выпрямилась, бодрые и бравые, готовые защищать короля от всего на свете. Как же, если в моем расположилась королева, то военный совет точно не для женских ушей, все понимают и даже сочувствуют моей бездомности, вот уж чего не люблю, когда сочувствуют не тогда, когда я на сочувствие нарываюсь сам.
Норберт и Альбрехт вежливо поднялись, я же король, но по моему нетерпеливому жесту снова плюхнулись на лавку.
На столе заботливо расстелена карта Сен-Мари, я сразу навис над нею, как туча, что обязательно разразится грозой. Взгляд прыгнул к Тарасконской бухте, там мой драгоценный флот, но я заставил себя скрупулезно просматривать города и даже повел пальцем, стараясь ни один не пропустить.
