Одного сердца? Нет, в музыке бились два. Они оба так слышали и так танцевали. Ром словно переродился. Он уже был не он. Он был – лиана, лоза, и девушка висела на нем, как виноградная черная гроздь. И он смеялся от радости держать в руках, на коленях, на себе, такую сладкую тяжесть; и внезапно девчонка превращалась в подвижную текучую ртуть, нет, в гладкую стеклянную бутыль, и из нее выливалось вино улыбки, вино смеха, вино черных сладких глаз. И он ловил это вино, его струи и капли губами, зубами, глазами, руками, животом. Живот прижимался к животу, и тела, обжегшись друг от друга, отскакивали, расцеплялись, чтобы опять слиться, привариться. Жар! Жарко! Так пылают полоумные костры фонарей! Да ведь и люди – костры! Их теперь никто не потушит.
Танец заканчивался – начинался другой. Музыка не кончалась. Ночь шла и проходила. Ром танцевал с этой странной неутомимой девчонкой, забыв о гостинице, о завтрашних докладах на симпозиуме, о том, что бабушка не отвечает на звонки. Он все забыл и помнил все. Он ничего не хотел – и он хотел всего.
И больше всего он хотел спать с этой дикой, как зверь, красивой девчонкой. Раздеть ее догола, увалить в постель, расцеловать всю, от губ до смуглых пяток, и мять ее, и обнимать. Ему уже не хватало танца. Он хотел прямо из танца, обнявшись, прыгнуть с ней в любовь.
Музыка оборвалась. Часы на башне пробили ночной поздний час.
Мимо них пробежала девочка в красных гетрах, с рыжим сеттером на серебристом поводке. Девочка жевала пирожок. Сеттер тянул поводок слишком сильно. Девочка не удержалась на ногах и упала, и сеттер протащил ее по асфальту на животе. Пирожок выпал из детской руки, и собака вернулась, цапнула пирожок зубами и мгновенно проглотила его.
Девочка сидела на мостовой и плакала. Ей было жалко пирожок. Рыжая собака лизала ей лицо. Просила прощенья.
– Слушай, ну ты и здорово танцуешь! – сказала девчонка по-испански.
Ром пожал плечами.
– Я не понимаю, прости, – сказал он по-английски.
Девчонка просияла.
– О, Иисус-Мария! Ты иностранец! А танцуешь как мексиканец! Как такое может быть?!
Ром улыбался. Пот тек по его лицу. Он сжимал девчонкину руку изо всех сил.
Кое-что он, кажется, понял.
– Спасибо, – сказал он сначала по-английски, а потом добавил по-испански: – Gracias.
Девчонка запрыгала на месте, и запрыгали кудряшки у нее по плечам.
– Эй! Жаль, не могу тебя пригласить к себе домой. Отец у меня строгий! Мне запрещено мальчишек домой водить. Вообще мне многое запрещено. И ночью гулять. Но сегодня я отпросилась. Сегодня праздник. День нашей Революции. Все танцуют. – Она по слогам повторила, как для глухого: – Все-тан-цу-ют! Тебе понравилось?
