— Не то слово… Какие проказы! Какие приключения! Жаль, никто до сих пор не написал о нас какую-нибудь книжку… Я, впрочем, пробовал — не вышло.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Какой вопрос?
— Я задал тебе вопрос, Карлсон: как ты жил и что ел все эти годы.
— Ах, это… Ну… Я и не знаю, что сказать. Ел кое-что, конечно. Все было довольно обыденно, скучно. Меня как будто бы и вовсе не было… Да что обо мне! Ты-то кем стал, Малыш?
Сван посмотрел на Карлсона с мягкой улыбкой.
— А ты не догадываешься? Я — Сван.
— Да? А где ты живешь, кем работаешь?
— Я — Сван , — сказал Сван, уже не улыбаясь. — Я живу и работаю — Сваном.
Карлсон нахмурился, вспомнив, наконец.
— Послушай, не тот ли ты Сван, о котором в газетах… Ну, тот, за которого назначено вознаграждение в сумме…
— Он самый. Тот, о котором в газетах. Который живет Неизвестно где. Неуловимый Сван… Национальный банк в Новом Орлеане. Труп. Нефтяная компании в Мельбурне. Два трупа. Трастовая кампания в Москве. Семнадцать трупов. Никто его не видел в лицо. Никаких следов. Пустяки, Карлсон. Дело житейское.
Старик закряхтел, поднялся, взял с верстака графин цветного стекла с отколотой пробкой, попил, поставил на место, все это молча…
— А где твой пропеллер, дядя? — весело спросил Сван.
— Нету пропеллера, — вздохнул Карлсон. — Моторчик устал и пришлось его выбросить… Ты, верно, как все — так и не понял, что он был бутафорским…
— Почему же? Я это очень хорошо понял. Полет — свойство твоей души.
— Как же это так получилось, Малыш? Почему это так с тобой получилось?
Сван уставился на старика с непритворным удивлением.
— Это ты у меня спрашиваешь? Это у меня спрашиваешь — ты?
— Бог нам судья, — сказал Карлсон, покосившись на дверь. Внезапная вспышка гостя не на шутку обеспокоила его.
— Нет, не Бог нам судья, а судья нам судья. Ты когда-нибудь видел, как судит судья? Судья, который отличается от тебя только тем, что имеет документ, что он — судья. Между прочим, я впервые слышу от тебя это слово. За всю нашу жизнь на крыше и под ты ни разу не сказал слово Бог .
— Ну, как же, — засуетился Карлсон. — А вот, вспомни, когда мы воровали молочко у младенцев? Что я сказал? Я сказал «Да поможет нам Бог!» Или когда мы подсматривали за монашками? Вот, полюбуйся. Это моя рукопись. Я, между прочим, самый лучший в мире писатель детских книг, — Карлсон достал из-под матраса солидную амбарную тетрадь и принялся быстро листать, обещающим жестом уминая ладонью воздух по направлению к Свану.
