— О, господи! — прошептала тетя Нюра.
Зойка со злостью сказала:
— На фиг сдалась мне эта вшивая больница! Завтра же уеду.
Никто не отозвался.
В соседней палате тихо переговаривались.
За окнами заунывно и глухо выл ветер, кидаясь охапками снега в стекла.
От воя ветра, вздохов и Зойкиных слов у Аси возникло ощущение: ничего нет, все доброе, светлое, радостное — исчезло, темный, грустный мир, в котором шесть женщин на одинаковых кроватях, под одинаковыми одеялами замкнуты голыми стенами больницы. Где-то, в ином мире, люди работают, веселятся, ходят в гости, в театр. Театр. Вот и Юрий стал реже писать. Уже пять дней не было письма.
— Хоть бы сказку кто рассказал, — грустно попросила тетя Нюра.
— Ася Владимировна, поди, знает. Я таблетку приняла, кашлять не буду. Расскажите, — попросила Пелагея Тихоновна.
— Кто же уснет в такую ночь, — подавила вздох Екатерина Тарасовна.
Ася прислушалась к метели за окном. Да чем этим женщинам лучше, чем путнику? Так же тоскуют о домашнем огоньке. Пусть он и им помаячит…
И она начала:
…Меня в горах застигла тьма,
Январский ветер, колкий снег.
Закрылись наглухо дома,
И я не мог найти ночлег.
Слушают. Все слушают…
…Был мягок шелк ее волос
И завивался, точно хмель,
Она была душистей роз,
Та, что постлала мне постель…
Ветер за окном словно притих.
…Мелькают дни, идут года,
Цветы цветут, метет метель,
Но не забуду никогда
Той, что постлала мне постель!..
Неожиданно глуховатый голос за стеной произнес:
— Давайте-ка и мы послушаем Бернса.
…Этот голос за стеной Ася слышала с первых дней пребывания в больнице.
Цепляя спицами петлю за петлей, она часто прислушивалась к негромкому голосу за стеной. Просто поразительно, как может человек так о многом знать и всем интересоваться! Позднее она узнала его имя. Александр Петрович. В мужской палате его называли Петровичем.
Ей разрешили посещать столовую. Казалось, она сразу же угадает его среди других, но ее с таким откровенным любопытством рассматривали мужчины, что она, ни на кого не глядя, поспешила сесть рядом с Шурочкой.
Ася зябко повела плечами.
— Холодно? — спросила Шурочка.
— Да, немного.
Знакомый, чуть глуховатый голос сказал:
— Василек, пожалуйста, прикрой форточку, тебе там близко.
Она оглянулась и увидела Петровича. Худощавое лицо. Волосы, чуть тронутые сединой. Темные, пристальные глаза. Он перехватил ее взгляд и поклонился. Она ответила легким кивком.
В тот день, когда ученики впервые навестили ее, они встретились в коридоре. Он поздоровался и спросил:
