Барабаны пустыни | страница 68
Дорога домой
Вот он, мой грех, мое заблуждение! Можно было просто посмотреть на газель и вернуться. Можно было не стрелять. Или помолиться при этом, по крайней мере произнести имя аллаха! Да, но дети?.. Дома ждут и плачут голодные дети. Разве это мой грех? Разве грешен я в том, что создал аллах прекрасное существо в обличье газели и поселил в нем злых духов? Разве грешен я, человек, в том, что родился в безводной Сахаре и живу охотой? Я никогда не стрелял без нужды!..
Он протянул руки и развязал путы на коленях Рыжего. Не ты первый, кого иссушила пустыня, не ты последний!..
Он больше не боялся солнца. Не боялся жажды, пустыни — ничего не боялся. Последнее, что он увидел, была фигура Рыжего, гордо возвышавшаяся над пустыней. Сильные, стройные ноги верблюда, словно опоры шатра, стояли над головой старого туарега. Рыжий склонился над ним, облизал лоб, обнюхал лицо и одежду. Повернулся, всем телом прикрывая хозяина от лучей беспощадного солнца.
На губах туарега застыли крупицы песка, глаза остекленели. Все вокруг замерло, даже солнце.
«Папа приехал! папа приехал!»
Спустя два дня дети увидели на горизонте движущийся силуэт верблюда. Они бросили игры и с криком помчались навстречу ему, стараясь обогнать друг друга.
Они окружили кольцом величавого махрийца, который проделал такой нелегкий путь и, казалось, ничуть не устал. Он, наверное, ничего и не видел вокруг, кроме бескрайних песков пустыни.
Уздечка была на своем месте и освежеванная тушка газели привязана к седлу… Но само седло пустовало…
Перевод И. Ермакова.
© Перевод на русский язык «Прогресс», 1980.
Камиль Хасан аль-Макхур
Зеленый сундук
Пять лет назад, в первые дни праздника, Салем умер у меня на руках. Эти мучительные мгновения возвращаются теперь ко мне всякий раз, как я ощущаю в воздухе дыхание приближающегося праздника… Это произошло пять лет тому назад, когда Салем кормил всю нашу семью: меня, мать и моего младшего братишку. Само слово «праздник» с тех пор уже не смело сорваться с наших губ. Людские взоры то впивались в нас со всех сторон, то обращались к небесному своду, чтобы не упустить миг, когда молодой месяц возвестит о начале праздника. В эти тягостные минуты, пять лет назад, Салем лежал передо мной с незрячим взором, застывшей на полуоткрытых губах кровью и раздувшимся от воды животом.
Мне до сих пор трудно поверить в то, что Салем умер именно в этот день. Ведь он так любил этот праздник и надеялся еще не раз пережить эти чудесные, наполненные надеждой дни.