— Бедному человеку выбирать не приходится, — сказал Кречмер, — ведь прожить на пособие по безработице невозможно.
— Ты прав, — согласился Ганс, — я уже сыт по горло нищетой.
— Кубичек давно просил меня найти кого-нибудь. Но кто со мной пойдет? Старая компания распалась, а молодежь никуда не годится. Только путаются под ногами да скулят. Нот, Ганс, мы, старая гвардия, словно железные, и если бы мы объединились...
Ганс опустил глаза и уставился в пол.
— Я думал, что больше никогда... — прошептали его сухие губы.
— Что было, то было. Ты ни в чем не виноват.
Ганс безвольно пожал плечами и, насупившись, продолжал глядеть на пол. Кречмер понял, что затронул больное место. Нет, эта рана еще не зажила. Гибель двух человек из группы — об этом так сразу не забудешь. Ему не хотелось ворошить прошлое, поэтому он быстро заговорил о том, что Мюллер фабрику никогда не откроет, а другой работы в этом крае текстильщиков нет. Лесопилка едва тянет, там работает всего несколько человек, зажиточные крестьяне новых работников не нанимают, а надеяться, что освободится какое-нибудь место, не приходится. Люди из окрестных деревень всегда работали на текстильной фабрике Мюллера, и теперь им всем будет очень туго.
— Что ты носишь? — неожиданно спросил Ганс.
Кречмер усмехнулся. Отложив сапог, он начал вытирать куском тряпки масленые пальцы.
— Динамо для велосипедов, подшипники, иногда оптику. Одни тяжелые вещи. Но Кубичек толковый мужик, умеет ценить чужой труд, не жмотничает, а мне не надо думать о перекупщиках.
— Здесь есть одно «но», — заметил Ганс. — Эти вещи наверняка чертовски дороги, и если попадешься таможенникам, то не откупишься.
— Естественно, — согласился Кречмер, — поэтому Кубичек и не доверяет свой товар простакам. Тащить на спине рюкзак стоимостью две тысячи и позволить себя поймать — такая работа никому не нужна. А что касается меня, у таможенников руки коротки, да и что касается тебя, тоже.
— Пять лет я не ходил через границу.
— Такие дела никогда не забываются.
— Это правда, — согласился Ганс и вдруг, затаив дыхание, спросил: — Так когда пойдем? Я уже достаточно долго гнил дома.
— Отлично! — радостно воскликнул Кречмер. — Марихен, Марихен, куда ты запропастилась?
Из соседней комнаты выглянула стройная девушка. Кивнув Гансу, она спросила:
— Что тебе, папа?
— Водки!
Девушка поставила на стол бутылку и рюмки. У пса было белое, с правильными чертами лицо, обрамленное копной густых рыжих волос.
