За приятным разговором Странники позабыли о своих героических животных. Той порой Ибн Лабун, пользуясь затишьем и тем, что оказался под брюхом у матери, присосался к ней и звонко, на всю рощу, зачмокал, поверчивая хвостиком.
— Ну, теперь не отвалится, пока не раздуется будто пузырь, — горестно всплеснул руками Майсара. — Добро еще, Варда изобильна, а для угощения осталось от прошлого раза. Не хочешь ли выпить молочка с устатку, ибн Нэсин?
— С охотой, почтеннейший, — Камилл принял булькающий мех из его рук. — Перевел ты мое родовое имя верно — Сын Людей. Хотя оно, собственно, не отчество, а фамилия, обозначение моего большого рода-племени.
Сказав это, он вытащил из глубин куртки невиданного вида стопку — складную, из широких колец, — и отлил в нее из бурдюка.
— Ты бы прямо из горла, Древесный Мастер.
— Не стоит рисковать, Майсара. После битвы повсюду понасыпалась невидимая гадость, вроде свечения.
Барух понимающе кивнул.
— Теперь ты один из наших. Молочный брат, — произнес Камиль. Он снова ощутил себя старшим. — Если бы ты к тому же захотел стать одним из охраняющих караван и путешествовал с нами!
— А далеко ли вы путь держите?
— Сами не знаем. Куда он нас сам выведет.
— Замечательно! Я вижу, мы единомышленники. Так что ваше предложение мне как нельзя более кстати. Ваш путь — мой путь, караванщики!
И они двинулись. Тем временем сгустились облака, слегка затенив игривое утреннее солнце. Полил крупный дождь, раскинулась радуга; капли прибили к земле ядовитую пыль и гарь, и от нее произросли пышные цветы и долгие травы. Люди и животные ясно чувствовали, как раньше одна Варда, в каких растениях вредное полностью перегорело и стало пользой, а в каких — нет. Ото всех путников постепенно отдалялось дурное ночное марево. Скоро оно совсем исчезло, и от недавнего приключения остался один Камилл.
Он шел пешком посередине цепи. Мастеру предложили было Хазара, но он отказался:
— Я привык на своих двоих.
И отпустил знакомую Камилю шутку:
— Говорят же, что не всякий ишак пригоден для Мессии.
На самом деле он просто не желал никому быть в тягость. Это было ясно любому, и даже Хазар не обиделся тому, что он «всякий».
Когда утро начало клониться в полудню, перед Странниками снова открылся путь. Как-то само собой они вышли на плотно убитую дорогу, только сказочного тропического великолепия уже не застали. Однако безбрежная река по-прежнему дышала рядом, плескала в основание крутого берега.
— Куда дорога ведет нас, интересно, — вслух подумал Камиль.
