А во дворе кипела мелкая, суетливая жизнь. Эту часть стены практически вывели заново, и девушка нередко видела работниц из «черноволосых», которые сидели у огня и котлов рядом с завоевателями и нисколько не дичились последних. Наоборот — брали у них из рук еду, передавали по кругу чаши с кумысом.
— Здесь не очень много ваших, — сказала как-то Альги.
Джизелла ответил:
— Думаешь, у тебя со страху глаза велики тогда сделались? Народ ушёл дальше, протек водой через хилую гать. Остались те, кому поручено задержать хенну. Ты думаешь, так легко сорвать союз онгрских племён с их Великого Круга? Нас самих погнали, как стадо зверья во время облавной охоты. Народ хенну сильнее, их тьма, и они двигаются по пятам. Камень может их задержать, хоть и не надолго.
Слова пришли — слова ушли. Вечерами у людей появлялся кое-какой досуг, они садились вокруг одного из больших костров, слушали игру на примитивном подобии лютни, хучире — бычья кишка на коробе, как называла это девушка, — и гнусавое, монотонное пение здешнего барда. Однажды она попросила ей перевести — вышло занятно:
«Не бойся, что далеко: пойдешь — доберешься,
Не бойся, что тяжело: поднимешь — преодолеешь,
Зубы, которыми едят мясо, — во рту,
Зубы, которыми едят людей, — в мыслях,
Телом крепкий побеждает одного,
Духом крепкий — побеждает многих.
И впредь будете переходить реки широкие,
И впредь будете совершать походы дальние,
Будете владеть множеством чудесных земель,
Покорив тело, покорите душу,
Если покорена душа,
Тело с привязи не сорвётся».
— Философия оккупантов, — с отвращением заметила воскресшая Алка, когда струна перестала бренчать.
Джиз как-то ухитрился понять сложный термин. А может быть, попал наугад.
— Путь вечных странников на земле, — возразил ей. — Разве ты не знаешь, что слово песни в сто раз умнее такого же слова грубой речи?
Это, по-видимому, означало, что в нём можно было отыскать все эти дополнительные оттенки, а потом по очереди сплести с такими же у соседнего слова — и так до бесконечности, пока не запутаешься до полной потери здравого смысла.
Который примерно через месяц подвергся очередной атаке.
Крепость к тому времени начала обретать былые контуры и даже, кажется, соответствовать замыслу прежнего архитектора.
В их шатёр явилось четверо важных особ, разодетых как бойцовые петухи: поток перьев ниспадал с круглых шапочек, расшитые халаты почти скрывались под латами западного дела, шаровары были заправлены в сапоги такой мягкой и красивой кожи, что Альгейда устыдилась своих латаных опорок. Куртка и штаны пока худо-бедно держались — сплошь в сале и дырах от угольков.
