Проводница — большая полуспящая тетка — выдала новую влажную стопку простыней и надорванное с краю вафельное полотенце. Десять тысяч рублей, и можно лечь на спину в свежих шортах, закинуть руки за голову, слушать, как Зимаков крошит новую дыню, погружаться в солнечный мед. Тогда мутный запах вагона — а так неискоренимо пахнут вагоны только на Востоке — отпускал.
На перроне в Бишкеке уже ждал Бородин — местный апологет и проповедник хождений к облакам. Зрелище огромных рюкзаков, ящиков и баклажек, зачехленных ледорубов и прочего функционального скарба привело в неистовство местную голь, и четверо спитых мужиков вмиг перенесли груз на автостоянку на вокзальной площади, где обреталась совершеннейшая из машин — «ГАЗ-53» с будкой, столько раз за свою почти беспорочную службу увозившая Зверева то к месту происшествия, то и вовсе от автоматных переборов и ни разу не сплоховавшая. Зверев собрался прыгать в кузов, но Бородин остановил его:
— Члены команды — на автобусе. Вот билеты.
— Не жалко вам денег?
— Дело, Иваныч, серьезное. Не нужно растрясать жизненно важные органы и тратить запас сил на четырехчасовую езду по горным серпантинам.
— Ну уж и серпантины.
— Что бы ни было, пошли перекусим, — подвел итог Зимаков.
Павильон-стекляшка, совершенно советский. Манты, минеральная вода, сухое легкое вино.
Все остальные «бойцы» Зимакова уже в Оше. До него три часа, и едва не рассыпающийся на ходу, вопиющий о покраске «Икарус» выкатывается на трассу. Зверев смотрит на столицу этого клочка земли с прилагаемым к ней небом и уходящими к небу вершинами. Вокруг, насколько хватает взгляда, — Восток, грязный и непостижимый, сбросивший то ли на время, то ли навсегда красную оболочку доброй и несуразной власти, сантиметр за сантиметром расплывающийся за свои призрачные границы, обволакивая пока пограничные низкорослые сосенки и елки, припадая к водам рек, поглаживая сухими многочисленными пальцами шпалы и рельсы, насыщаясь от магнитного поля, что окружает линии электропередач…
В Оше Арчибальд, Нина, Феоктистов и Шмаков уже двое суток ждут Зимакова. Появление Зверева им удивительно. Дела впереди нешуточные, балласт им вовсе не нужен. Зверев чувствует некоторую неприязнь, и в нем оживает самолюбие, давно и надежно упрятанное за служебной и производственной необходимостью в самых глубинах души. Тем более что ему предстоит только участие в первом этапе. Дальше в хижине он будет сидеть с Бородиным, слушать голоса в эфире и магнитофон с Высоцким и смотреть из-под руки туда, куда уйдут три пары. Шестой, Зверев видит его в первый раз, мужик лет пятидесяти, звать Витя Жлобин, мастер спорта международного класса.
