— Что ж будем делать, если наш старик и вправду женится, — вздыхает Хвеклэ. — Какая еще свекровь окажется!
— Не горюй, ингэ[10], — смеется Праски. — Для жениха Элим-Челима не подросла еще расавица.
— Тише, услышит, — волнуется старшая. — Не называй ты его так! И не передразнивай. Мой старшенький с тебя берет пример, тоже стал дурачиться. Говорит деду прямо в лицо: «огда ты мне сделаешь, дедушка, олодки?» Ладно хоть дед-то смирный и понятливый. Не обижается.
— Жениться тебе надо, Тражук, — сразу огорошил дед Ермишкэ гостя, — Я и сам женился в семнадцать лет, огда умер отец.
Тражук от неожиданности поперхнулся чаем.
— Я подыскал тебе девку, — продолжал старый, не замечая смущения гостя. — Трудолюбива, пригожа, а поет ак скворушка. Был бы моложе, сам бы на ней женился.
Тражук от слов старика будто тяжелую ношу сбросил.
— И живет та расна девица рядышком с нами. Не догадываешься? Про идери и веду речь. Что молчишь? Иль в узьминке русскую девушку нашел? Неспроста расхваливаешь русских, за родню их почитаешь.
— Нет, Ермишкэ кукка, — твердо сказал Тражук. — Нет у меня ни русской девушки, ни чувашской. Рано еще думать мне про женитьбу. Сначала надо выбраться из землянки. Батрачить придется самому.
— Значит, не хочешь жениться. Зря! Добра тебе желает твой укка. А все-таки не забывай про меня. Заместо отца тебе буду.
В сенях Тражука остановили невестки Элим-Челима.
— Чью девку сосватали? Когда будет свадьба? — тараторила насмешница Праски. — Силой женит или сам выбрал?
Тражук впервые засмеялся после смерти отца, махнул рукой и ушел, не ответив. Он заспешил домой.
— Мама, а с какой стороны приходится мне куккой дед Ермишкэ? Ну тот, которого люди зовут Элим-Челимом?
Сабани не видела лица вошедшего сына, но, услышав его спокойный голос, встрепенулась:
— Как же, как же, сынок. Кукка он тебе. Моя бабушка тарнварская, его мать тоже из Тарнвара. Вот и доводится он мне старшим братом, а тебе — старшим дядей…
— И вправду, родня по старому плетню, — усмехнулся Тражук. — В гости зазвал меня Элим-Челим, женить задумал.
— Не смейся, сынок, над старым человеком. Я, твоя мать, зову его Ермишкэ пичче, а ты должен звать Ермишкэ кукка.
— Прости, мама, это я сказал не подумав.
— А ты что ответил ему? — еще больше оживилась Сабани. — Не обидел старика?
— Да нет. Сказал, что еще рано мне жениться. Не о свадьбе, говорю, надо думать, а в работники наниматься.
Вот и получила Сабани ответ на свой вопрос, который застревал у нее в горле. И все же спросила:
