— Акцизного! — ответила та с презрением.
— Ах, акцизного! А я ведь думала, что — Павла Григорьевича…
— Нет, что вы!..
— Она ходит? — повторил я вопрос, видя, что толстая барыня забыла о нашем с ней разговоре.
— Ходит, ходит… Идите! Играйте!
— Разве заводится? — спросила одна из дам.
— Да.
Толстая барыня завела пружину, и вагоны покатились… Я был в восторге и чуть было не запел «На улице две курицы»… Ах, если бы мне достался билетик с этой железной дорогой! Я мысленно прижимал поезд к своей груди и боялся, не разделяет ли моих чувств по отношению к железной дороге и мой новый знакомый.
— А тебе хочется — железную дорогу? — спросил его я.
— Я лучше — дом!
У меня отлегло от сердца. Пусть его берет дом! Он ничего не понимает.
— А если тебе достанется железная дорога, а мне… дом, — ты переменишься?
— Переменюсь. Мне нужно дом: у меня есть солдатики, и они живут в коробке, а если был бы дом, я клал бы их туда…
Скоро я освоился и перестал стесняться.
— Дети! Кто хочет пить?
Нас поили какой-то сладкой белой, как молоко, жидкостью, которая мне очень понравилась. Заметив, что графины, из которых нас поили, стоят себе на столе, как и стаканы, — я несколько раз, и уже без всякого разрешения, пил этот дивный напиток; играл в кошки-мышки и хохотал так громко, что мать подходила ко мне и сзади, на ухо говорила, что кричать — нехорошо. В течение двух часов я успел не только наиграться до испарины, но даже завел крупную ссору с одним мальчиком, заявившим мне, что ему дадут железную дорогу.
— Врешь! Дадут — кому достанется!
— Мне достанется! Мама сказала, чтобы — мне…
— Посмотрим!
— А ты совсем дурак, потому что не понимаешь про билетик!
— А ты сам дурак, и если будешь так ругаться, то я скажу папе, и тебя отсюда выгонят!
Часов в восемь вечера нас построили в шеренгу, попарно, и под звуки персидского марша мы проходили по комнатам, в одной из которых каждого из нас наделили пакетом с конфетами и орехами. Потом мы все снова собрались в зале, и какой-то господин, обрывая с елки звезды, бонбоньерки, золотые орехи и пряники, торопливо совал их в бесчисленное множество тянувшихся к нему детских ручонок. Я старался как можно выше поднять и дальше протянуть свою руку, но в нее ничего не попадало… Это меня огорчало, но я утешал себя тем, что скоро мы будем вынимать билетики и, Бог даст, мне достанется железная дорога.
На углу, около столов с игрушками, уже сгрудилась толпа ребятишек, и стоял настоящий содом
