Зверь из бездны - Евгений Николаевич Чириков

По каким законам складывается судьба писателя? Что создает писательскую репутацию? Не всегда можно со всей определенностью ответить на эти вопросы. Много здесь случайного, не поддающегося анализу, даже таинственного.

Думается, и представление об Евгении Николаевиче Чирикове (1864–1932) как о писателе, все свое внимание сосредоточившем на изображении русской провинции, ее прозябании, отсутствии духовных интересов и метаниях интеллигентов, противостоящих этому «тихому омуту»[1], но в конце концов примиряющихся с мещанской рутиной, — нуждается в уточнении. Мнение о нем, как о «барде русской интеллигенции» твердо держится до сих пор в академических кругах русского литературоведения[2]. Такая репутация, в общем, сопутствовала писателю всю его жизнь.

Современная Чирикову критика выстроила подобное суждение на том основании, что большинство героев писателя являются «героями на час», представителями той средней, честной, хорошей, умной радикальной интеллигенции, которая любит помучить себя и других, любит потерзаться своим несовершенством, а потом скиснуть, затихнуть и угаснуть в безволии. Яркое представление о человеке названного «типа» дает рассказ «Русалка» (1911), помещенный в настоящем издании. «Провинциальной комедией»[3] назвал автор существование этих людей, с «провинциальными картинками» из их жизни знакомил читателей[4].

Но утверждая так, критика совершенно забыла об одном «разряде» героев, чьи протесты всегда отчетливы, чье возмущение несправедливостью всегда рьяно, чье недовольство окружающим миром пусть и проявляется зачастую наивно и нелепо, но всегда закончено и последовательно. Эти герои — дети. И лучшие рассказы Чирикова о детях, несомненно, могут быть поставлены в один ряд с чеховскими «Ванькой Жуковым», «Степью», «Детворой», короленковской повестью «В дурном обществе», рассказом Д. В. Григоровича «Гуттаперчивый мальчик», детскими произведениями А. И. Куприна, И. С. Шмелева и других русских писателей конца XIX — начала XX вв.

Можно даже привести доказательство, что «вина» за избрание писателем интеллигенции как объекта изображения лежит в какой-то степени на той же критике. Когда один из своих первых рассказов — рассказ о детях «Ранние всходы» (1892) — писатель послал в «Русскую мысль», руководитель журнала В. М. Лавров ему ответил так: «Написано с несомненным дарованием, но мы не можем занимать наших читателей героями такого возраста. Сделайте Ваших героев более взрослыми и тогда милости просим!