Тяжело дыша, шёл он, и липкий пот выступал каплями на его лбу.
«Что теперь делать?.. Вот, думал, всё забылось, вся жизнь иная стала… Никому вреда… Пропади ты пропадом, треклятый! Эх ты, Людмила Николаевна моя, горемычная… Тебе-то за что?.. Не чаяла, не думала, не гадала… а беда над тобой нависла… да над ребёнком несмышлёным… О, Господи!..»
Мысль Григория Максимовича усиленно работала. Бессвязными отрывками проходило перед ним прошлое… Много, много бурь в нём было, в этом прошлом… Эх, лучше и не поминать…
Людмила Николаевна не была женой капитана. Сойдясь с ней, он уверил её в том, что он женат. Любимая женщина на всё пошла. Оставила семью, и один свет был для неё, свет Григорий Максимович. С материальной стороны капитан её обеспечил: всё, что у него было — немного, но достаточно для скромной жизни, он положил на её имя и ежемесячно добавлял «на книжку», что мог. С этой стороны он мог быть спокоен: проживёт… Но разлука… разлука!.. Так хорошо жилось… душа в душу… Успокоилась совесть, позабылось то, что её терзало…
И вот нагрянула беда…
«И на чужбине люди живут, — чуть не вслух подумал Григорий Максимович, — устроюсь… Извещу… Она всё перенесёт, всё простит… Твори, Господи, волю Твою… Чисты мои руки, чиста и душа моя… Всё искуплено чистой жизнью… для себя я и женщину спас»…
Взойдя по трапу на пароход, Григорий Максимович приказал машинисту «шуровать».
— Аль едем куда? — спросил тот, удивлённый неожиданным приказанием.
— Про то хозяин знает, — сердито ответил капитан, — твоё дело — шуруй!..
Через полчаса машина была готова. Трофимыч вышел на верх. Его ничто не могло удивить: он привык знать только одно колесо, однако и он не удержался и спросил Григория Максимовича, когда тот вошёл в штурвальную рубку:
— Аль новое приказание вышло?
— Новое…
— Баржи-то здесь что ль покинем? Не скоро, ведь, они.
— К якорю! — скомандовал капитан вместо ответа…
Шпиль заходил.
— Живо!.. Не проклажаться у меня!..
— Якорь встал… — послышалось наконец с носу… — Якорь на воле…
— Вперёд! — скомандовал капитан в машину.
— Прямо, что ль? — спросил Трофимыч, — я не Свят Дух: не знаю, куда идти.
— Оборот делай…
Повернув, пароход стал выравниваться.
— До полного! — приказал капитан в машину. — Помолимся Богу…
Он снял шапку и стал креститься на маленький образок Николая Угодника, прикреплённый в штурвальной рубке.
Истово и размашисто осенил себя крестом и Трофимыч.
Помолились.
— Попрощаться надо, — сказал Григорий Максимович.
