В памяти снова и снова всплывали скупые вехи промелькнувшей жизни: годы учебы, небольшая сельская больница, фронтовой госпиталь, последняя кардиологическая клиника. И вот теперь — этот кабинет, где он превратился в самого заурядного администратора. И даже не администратора, а скорее — инспектора по разбору жалоб.
И сегодня, час назад, молодая интеллигентная дама со слезами на глазах пожаловалась на нетактичность, даже грубость лечащего врача.
А ведь во всем этом надо разбираться, принимать какие-то меры. Вот и с этой дамой… Он тяжело вздохнул и вызвал секретаря:
— Попросите ко мне, пожалуйста, врача Тропинину.
— Татьяну Аркадьевну?
— Да, если она не очень занята…
Секретарь прикрыла за собой дверь. И тотчас привычно защемило под грудиной.
— Вот, снова… — он торопливо достал из стола коробочку с валидолом, но не успел положить таблетку в рот, как дверь распахнулась, и в кабинет стремительно вошла Тропинина.
— Я слушаю вас, Андреи Николаевич.
Зорин окинул взглядом молодого кардиолога. Красивая, стройная, с пышным ворохом темно-каштановых волос, в безукоризненно белом, тщательно отглаженном халате, в подчеркнуто независимым выражением лица, она была воплощением той молодой силы, которая так пугала главного врача.
«А вот с больными ладить не умеет!» — придирчиво подумал он, соображая, с чего начать неприятный разговор. Однако Тропинина опередила его.
— Вам, очевидно, пожаловались на меня? — спросила она, глядя прямо в глаза Зорину.
— Да, вы угадали. Час назад у меня была ваша больная Клячкина…
— Простите, Андрей Николаевич, небольшое уточнение: не больная Клячкина, а симулянтка Клячкина.
Зорин даже привстал от неожиданности:
— Ну, знаете!..
— Да, знаю. Я обследовала Клячкину самым тщательным образом и установила, что сердце у нее абсолютно в норме. Нужно иметь поистине гипертрофированную мнительность и еще более гипертрофированную наглость, чтобы ехать с таким сердцем в наш санаторий, в то время как сотни действительно больных людей годами ждут такой возможности.
— Но вы могли ошибиться, могли что-то недоучесть. Ведь у Клячкиной курортная карта, электрокардиограмма, у нее путевка, наконец!
— Вот это и поражает меня больше всего. Что же касается ошибки с моей стороны, то… Я готова на любые консилиумы. — Она снова посмотрела прямо в глаза Зорину. — То, что сердце Клячкиной абсолютно в норме, так же точно, как и то, что у вас, Андрей Николаевич, в эту самую минуту — жестокий спазм коронарных сосудов, и вам, как врачу-кардиологу, должно быть известно, что спазм этот нужно немедленно снять.
