Телеграфист посмотрел на него с любопытством.
— Скажите, — спросил он, — вы гомосексуалист?
— Нет, — ответил Скриппс. — Я не знаю, что значит быть гомосексуалистом.
— Ну, — сказал телеграфист, — а зачем вы носите с собой птицу?
— Птицу? — переспросил Скриппс. — Какую птицу?
— Ту птицу, которая торчит у вас из-за пазухи.
Скриппс растерялся. Что за парень этот телеграфист?
Какие люди идут в телеграфисты? Может, они такие же, как композиторы? Может, такие же, как художники? Может, такие, как писатели? Может, они такие же, как рекламщики, которые сочиняют рекламные объявления в наших общенациональных еженедельниках? Или они — как европейцы, изнуренные и опустошенные войной, оставившие позади свои лучшие годы? Можно ли рассказать этому телеграфисту всю свою историю? Поймет ли он?
— Я шел домой, — начал он. — Миновал манселонскую среднюю школу...
— Я знаю одну девушку в Манселоне, — сказал телеграфист. — Может, вы ее тоже знаете. Этель Энрайт.
Продолжать было бессмысленно. Надо сокращать рассказ. Надо сообщить только самое главное. Кроме того, было зверски холодно. Холодно было стоять на продуваемом ветром вокзальном перроне. Что-то подсказывало ему, что продолжать бессмысленно. Скриппс перевел взгляд на оленей, лежавших один на другом, задубевших и холодных. Может, среди них тоже были любовники. Одни были самцами, другие самками. У самцов есть рога. По ним их можно отличить. С котами сложней. Во Франции холостят котов и не холостят коней. Франция была далеко.
— От меня ушла жена, — внезапно сказал Скриппс.
— Неудивительно, если вы слоняетесь с чертовой птицей, торчащей из-за пазухи, — сказал телеграфист.
— Что это за город? — спросил Скриппс. Короткий миг духовной близости, который возник было между ними, рассеялся. В сущности, он никогда на самом деле и не возникал. Но мог бы. Теперь бесполезно. Бесполезно пытаться поймать то, что ушло. Что сплыло.
— Петоски, — ответил телеграфист.
— Благодарю вас, — сказал Скриппс. Он повернулся и направился в притихший пустынный северный город. К счастью, у него в кармане лежало четыреста пятьдесят долларов. Он продал рассказ Джорджу Хорасу Лоримеру как раз перед тем, как отправиться со своей старухой в питейное путешествие. Зачем он вообще ушел? И что все это значит, в конце концов?
Навстречу ему по улице шли два индейца. Они посмотрели на него, но выражение их лиц не изменилось. Их лица остались непроницаемы. Они направлялись в парикмахерскую Маккарти.
