Прохорова пишет, что чувствует себя обязанной «остановить
поток лжи». Так что намерения у Веры Ивановны были самые
похвальные).
Итак, единственный серьезный аргумент Прохоровой, который
мог бы быть независимым образом подтвержден, проверки не
выдержал. Поэтому я не принимаю всерьез и остальных ее
утверждений.
...Чтобы закрыть жилищную тему, добавлю, что в начале 1951
года, уже после ареста Прохоровой, мой дед по материнской
линии, профессор геофака МГУ Б.П. Алисов обменял свою
двухкомнатную квартиру (Ново-Песчаная ул., д. 8, кв. 68) на
отцовскую комнату, где в то время жили мои отец, мать, бабушка
и тетка с открытой формой туберкулеза.
...Замечу, наконец, что графологические предположения
Прохоровой также не соответствуют действительности: буквы
«ш» и «м», написанные моим отцом, прекрасно различимы.
(Чтобы читатель мог в этом убедиться, я привожу в этой книге
факсимиле двух отцовских писем).
* * *
...Понимает ли Вера Ивановна, что ее «Трагедия предательства» –
уникальный документ, доказывающий несостоятельность
обвинений в адрес моего отца? А кроме того, ее статья – портрет
нашего общества, подвергшегося насилию и обманутого. Мне
хочется привести здесь слова Н.И. Гаген-Торн из ее книги
Memoria (М., 1994, с. 374), как будто специально написанные для
ответа Вере Ивановне: «Основой сталинского режима было
разрушение естественных чувств. Был проделан социальный
опыт: как создать полную автоматическую покорность? Для
этого представлялось наиболее пригодным нарушить
естественные реакции человека – заботу о близких, веру в друзей,
умение отличать правду от лжи. Это было основным для
бредового состояния, в которое была поставлена страна:
перестать понимать, где правда, где мистификация, кто враг, кто
друг».
Что я могу к этому добавить? Уверен, что наилучшим
опровержением искаженного образа моего отца является его
музыка. Ведь она – точнейший психологический портрет ее
автора. И этот портрет не имеет ничего общего с тем, который
нарисовала Вера Ивановна. Нужно только дать возможность этой
музыке прозвучать…
июнь – август 2002 г.
P.S. Я хочу вернуться к «фразам, сказанным наедине», с
помощью которых заключенные определяли доносчика, и
добавить следующее. Думаю, что в интеллектуальной среде, где
все дорожат своей репутацией, данный способ, как правило,
давал ошибочный результат. Ведь «фраза, сказанная наедине» и
предъявленная затем арестованному на допросе, – это всегда
саморазоблачение стукача, чего стукач, конечно же, стремится
