— Просто из любопытства, во сколько вы ее цените?
— Ну, скажем, пятерка. Я оцениваю ее в пятьсот тысяч долларов. А для вас она гроша ломаного не стоит. Она ляжет с вами в постель по первому вашему требованию, но попомните мое слово, вы с ней скоро соскучитесь. Вас я тоже немножко изучил. Как драматург вы, может, и талантливы. Ладно, талант я за вами признаю. Но именно он и помешает вам как человеку. Короче говоря, Лукас, единственное о чем вы печетесь, — это о своей работе. Вот что меня тревожит.
— Тревожит?
— Тревожит. На вас-то самого мне в высшей степени наплевать. Но я добился, чтобы этой шлюхе платили самую большую ставку в театре, и не давал ей сниматься в кино. Она не фотогенична, позволь я ей польститься на голливудские предложения, она получит какую-нибудь второстепенную роль, и тогда ей конец. Один фильм — и все. С другой стороны, я так веду дела, что с каждым спектаклем, в котором эта дамочка участвует, киношники все набавляют и набавляют. Рано или поздно они назовут нужную цифру. Мы возьмем за основу… ну, допустим, пятьдесят тысяч долларов в год ей и мне столько же на ближайшие двадцать лет. А потом определенную долю доходов, когда сборы перевалят за икс миллионов. И так далее и тому подобное. А вы думаете, я тревожусь, что она с вами сошлась? Это же нелепо! Просто нелепо, друг мой!
— У вас, я вижу, все обдумано.
— Я еще не кончил. Сядь, Зена, тебе тоже не мешает послушать. Я тут рассказываю твоему дружку, почему ты у меня не снимаешься в кино, объясняю финансовую сторону.
— Потому что я не фотогенична, — сказала Зена.
— Да если там за тебя заплатят большие деньги, то и специальную камеру изобретут. И дадут роль, где тебе не нужно будет равняться на Грейс Келли. Но речь шла вот о чем: я сказал этому джентльмену, что мне совершенно все равно, сошлась ты с ним или нет…
— Это я уже слышала, — сказала она. — Прелестно.
— Но вот что меня и в самом деле тревожит. Что, если этот молодчик начнет тебя терзать? Что, если ты ему надоешь раньше, чем он тебе? Он с тобой распростится, а ты все еще влюблена в него. Это сказывается на твоей игре. Тебя начинает мучить ларингит. Твоей дублерше приходится играть два-три раза в неделю. Ты начинаешь принимать наркотики. А дальше пьесу снимают, потому что ларингит тебя совсем доконал. И так далее и тому подобное… Ты все погубишь. Нам, может, осталось каких-нибудь две недели до подписания контракта, к которому я так долго вел, а ты все погубишь. И только потому, что этот молодчик будет плохо обращаться с тобой. За последние два года я мог бы добиться для Зены Голлом и ста двадцати пяти и ста пятидесяти тысяч долларов — сколько раз мне это предлагали. Но кто с тобой нянчился? Я. И вдруг появляется этот тип. Знаете, Лукас, ведь Зене совсем не нужна именно ваша пьеса. Новая роль в любой пьесе позволит ей требовать более выгодных условий. Последние две пьесы — в них она имела огромный успех — одна написана женщиной, вторая педерастом. В вас, я подозреваю, тоже сидит немного этого самого, но, судя по ее лицу, когда она вернулась домой, что бы вы ни делали, ей все нравится.
