Журавленко и мы | страница 14
Она в прошлый раз так встревожилась, увидев здесь Лёву, и так к нему бежала, что не запомнила ничего.
Дом был тот самый. Это Лёва хорошо помнил. А вот которое окно? Все они в первом этаже одинаковые, все над оконцами подвала и все теперь закрыты. Как же отличить?
Пришлось Лёве с Маринкой вскакивать на выступ и заглядывать во все окна подряд.
Вот сидят старичок и молодой мужчина. Старушка наливает им чай.
В другом окне опять те же старичок и молодой мужчина. Значит, у них в комнате два окна.
Вот девочка запихивает в портфель мятые тетрадки и хнычет. Ну её!
Вот бреется толстый гражданин в пижаме. Увидел подглядывающих Маринку с Лёвой и замахал на них, как на кур: «Кыш, кыш!» Даже мыльные хлопья со щёк полетели.
А вот тёмное окно…
Ещё одно тёмное… Совсем ничего не видно.
Но следующее, наконец, то, которое Лёва с Маринкой ищут.
Горит красивая зелёная настольная лампа. Белеют простыни на раскладушке. Журавленко в трусах и майке сидит у письменного стола и держит перед собой крохотные аптекарские весы с двумя чашечками. Он кладёт на них какие-то четырёхугольные плитки поменьше спичечной коробки… Взвесил и быстро пишет, пишет…
— Постучи, — шепчет Маринка Лёве.
Лёва стучит.
Журавленко быстро оборачивается и подходит к окну. Он с удивлением смотрит не на ребят, а на улицу и приоткрывает одну створку окна.
— Это мы, — говорит Маринка.
— Уже утро? — удивляется Журавленко.
Потом он рассматривает тонкие винтики из шкатулки Михаила Шевелёва, оставляет их себе, а про большой, толстый винт и зубчатое колёсико, улыбаясь, говорит:
— Клад! Но пусть он хранится у вас. Если понадобится, — ведь дадите?
— Конечно, дадим! — обещает Маринка.
А Лёва догадывается, что этот «клад» не нужен.
И вдруг оба слышат за спиной звучный басок:
— Вот тебе и раз: Ваня Журавленко! Сколько лет, сколько зим!
— Могу сказать точно: шесть лет и шесть зим, — отвечает Журавленко, сразу похолодевшим, сдержанным голосом.
Лёва с Маринкой оборачиваются и видят невысокого человека с розовеньким лицом. Он солидный, представительный. Всё на нём тёплое, добротное, всё — как с иголочки. Новенькие кожаные перчатки даже поскрипывают при малейшем движении пальцев.
— Как же, помню, помню, — говорит розовенький человек таким самодовольным голосом, будто говорит себе «браво, браво» за то, что помнит. — Да, пожалуй, было это лет пять — шесть тому назад. Является ко мне блестящий архитектор Иван Журавленко с немыслимой затеей. Помнишь, я сразу, со всей прямотой тебе сказал: «Брось, Ваня! Что ты в этом деле понимаешь? Куда, брат, суёшься!»
