того, что мы пошли не туда? Если вы не переживали из-за этого раньше, нет причин начинать переживать сейчас. Детоеды борются за право есть детей, Сверхчастливые хотят быть сверхсчастливы. Ни то ни другое не указывает нам, как
правильно. Они не задаются нашим вопросом, и неважно, какое слово их языка переводчик связал с нашим словом "должны". Если вас смущает только
это, милорд — возможно, я готов развеять ваши сомнения.
— Я знаю теорию, — устало сказал Эйкон. — Мне пришлось учить метаэтику в раннем детстве, шестнадцати лет от роду, ещё совершенным ребёнком. Просто так, без оснований, я ни за что не поддался бы соблазну поверить, что Бог, или онтологически фундаментальные моральные факты, или что-нибудь ещё имеет право избавить меня от сомнений. — Эйкон склонился ниже. — Но почему-то это не имеет значения, когда глядишь на Третью Леди и задаёшься вопросом: почему, когда перед нами орёт и плачет десятилетний ребёнок со сломанным пальчиком, мы, люди, только частично обезболиваем участок.
Капюшон Исповедника вновь развернулся в сторону Эйкона.
— Вы понимаете, что в вашем мозгу буквально прошита генерация сигналов об ошибке при виде человекообразной фигуры, выражающей мнение, отличное от вашего? Вы понимаете это, милорд?
— Знаю. Этому нас тоже учили. К сожалению, я только сейчас начал понимать, что всю жизнь только следовал социальным нормам и никогда как следует не продумывал эту тему для себя. До сего дня.
Из-под капюшона донёсся вздох.
— Хорошо. Вы хотели бы жить абсолютно безо всякой боли и скорби, непрерывно занимаясь сексом?
— Ну... не... совсем, — сказал Эйкон.
Фигура под мантией пожала плечами.
— Вы вынесли решение. Что ещё?
Эйкон посмотрел прямо в лицо анониму под мантией — под капюшон, заполненный голограммой тёмной мглы, в тень, что всегда скрывала лицо. Голос был тоже анонимизирован — изменён чуть-чуть, неназойливо, но так, чтобы Исповедника никогда нельзя было узнать по голосу. Эйкон даже не представлял, кем является Исповедник без мантии. Ходили слухи, что некоторые Исповедники каким-то образом ухитряются появляться в обществе незамаскированных самих себя...
Эйкон вздохнул.
— Вы сказали, что среди всех людей только вы не можете сказать, по верному ли пути идёт человечество. То, что вы Исповедник, не может играть роли — рационалисты тоже люди. А ещё вы сказали Третьей Леди, что вы слишком стары, чтобы принимать решения за наш вид. Так сколько же вам лет... уважаемый предок?
