— Теперь тебе с ним весело? — усмехнулась Эйта.
— Я не от скуки его укусил, — обиделся Улеб. — Он сам просил. А я, дурак, послушался.
Мужчина замолчал, погрузившись в свои мысли, а потом вдруг снова заговорил:
— Он меня об облаве как‑то предупредил, ну я вроде как в долгу остался. Мы общаться стали, подружились. Он, конечно, непутёвый, но всё равно хороший.
— И ты решил что непутёвый зверь лучше человека? — ехидно спросила Эйта.
— Нет, — Улей на издёвку внимания не обратил. — Не собирался я его превращать, и мысли не было. А ему вдруг идея эта в голову втемяшилась. Хочу, говорит, оборотнем быть. Так мол лучше, хочешь зверем обратился, хочешь человеком. А я не знал, — Улеб повысил голос и стукнул кулаком по столу, но потом сам испугался что слишком громко вышло и обернулся на друга. Тот от крика проснулся и лежал с открытыми глазами.
— Отвар готов, — Эйта принялась сливать из горшочка в кувшин варево, косясь на гостей.
— Остудить можешь? — спросил Улеб.
— Как? — удивилась девушка. — Снега же нет, сошёл весь, подождать придётся.
— А дыханием не умеешь? Видал я однажды как колдун на горшок так дыхнул, — мужчина изобразил дыхание, таким замёрзшие руки зимой отогревают, — И горшок сразу инеем покрылся. Наверное, не умеешь. Ладно. Подождём пока само остынет.
Но Эйте стало интересно, она отлила часть отвара в кружку и принялась на неё дуть. Она дышала и так и эдак, но кружка инеем покрываться не спешила. Отвар уже и сам остыл, а нужного результата колдунья так и не добилась. Улеб смотрел на попытки девушки с улыбкой, и уже напоил друга отваром сам.
— Уснул, — сообщил Улеб. — И ты, хозяюшка, бросай это дело, в другой раз ещё попробуешь, а сейчас ложись, поздно уже.
Эйта оторвалась от свой чашки и подняла удивлённые глаза на мужчину.
— А вы что, тут ночевать собрались?
— Неужто на улицу прогонишь? — испугался и удивился Улеб.
— Прогоню, — кивнула Эйта. — Сам говорил, и тебе неспокойно, а друг твой так вообще себя сдержать не может. Зачем вы мне в доме?
— Холодно ж ещё на улице.
— Так вы ж и не люди, шкура волчья разве не греет?
— Шкура‑то греет, но Милко же совсем плох. Позволь остаться. Я у порога комнаты твоей лягу, чтобы спокойнее было, дверь запри и всё. Ну чего тебе бояться? Я слово тебе даю, от меня беды не жди. Пожалуйста, — совсем тихо попросил Улеб.
— Хорошо, — Эйта вздохнула. — Но если что, пеняйте на себя, я разбирать кто прав, кто виноват не буду.
— Спасибо, — Улеб счастливо улыбнулся.
