— Свыше двадцати лет сюда не попадал. И надо же так разбушеваться! Только ведьм не хватает. Ничего не вижу. Начинал я здесь юнцом, а теперь дочка на выданье. Время-то изуверски быстро летит. Глянь-поглянь, уже плешь намечается, брюшко выпирает. А я люблю армию. Мне уйти в отставку, на пенсию — удар. Вы не из военных?
— Нет. Журналист.
— Журналист? Отлично. Я бы мог вам таких сюжетов подбросить… Если взять только мною пережитое — «Война и мир», честное слово…
Дмитрий Ильич покорно выслушал десятиминутный красочный рассказ об одном танковом бое, извинился, спросил:
— Вы не слыхали подробностей? Кого-то столкнули с поезда.
— Столкнули? С нашего?
— С пригородного.
— Пьяный, наверное, вывалился. — Полковник брезгливо улыбнулся, замял окурок в пепельнице. — Пьют как лошади. Владимир Красное Солнышко разрешил питие для веселья, а не для ЧП. Вы, я вижу, не склонны выслушивать воспоминания ветерана. Да и понятно. Скучно. Экспрессы, буфеты, мягкие вагоны, а тут — о крови, о слезах, о солдатчине. Спокойной ночи!
«Один принимает за алкоголика, другая — за морячка-лезгина. Эх ты, Юрий, Юрий!..» — размышлял Дмитрий Ильич, готовясь на боковую. Купе почему-то напоминало ему каюту подводной лодки. Очевидно, от запаха линкруста, теплых труб, ритмичного гула движения. И дышать хотелось глубже, как т а м, полной грудью.
За дверью раздался чей-то знакомый голос, искавший «товарища Ушакова». Проводник предупредительно постучал, попросил разрешения войти. Дмитрий Ильич застегнул пижаму, сбросил защелку, и в тот же миг в купе ввалился огромный, барственно важный Ваганов.
— Дмитрий Ильич, миллион раз прошу извинить! — Ваганов полуобнял Ушакова, ткнулся щекой, причмокнул в воздухе. — Идите, милый! — Он сунул рублевку проводнику.
Ваганов был в невероятной заграничной куртке, выстеганной по пурпурному фону атласистой ткани. Его заметно поседевшие кудри вились над высоким белым лбом, сочные губы были полуоткрыты, и ослепительная улыбка украшала его лицо.
— Шестое муравьиное чувство подсказывает, меня подзабыли. — Ваганов присел на противоположный диван, смял вдвое подушку, засунул за спину, потер ладони. — Фамилию, не сомневаюсь, помните. А остальные прибавки лежат не в первых рядах таблицы Менделеева. Кирилл Модестович к вашим услугам!
Дмитрий Ильич попытался сохранить спокойствие, хотя появление Ваганова было для него неожиданным и тревожным.
— Чему обязан, Кирилл Модестович? — Ему не хотелось встречаться с ищущими и сразу же потерявшими покой глазами Ваганова.
