Когда он возвращался назад, у двери его встретил Сава. Рядом с ним стояла какая-то женщина с желтым, как воск, сморщенным лицом. Он где-то видел эту женщину раньше, но теперь не мог вспомнить.
— Может, этот солдат знает? — спросила она, увидев Слановского.
— Что случилось, бабушка? — Он остановился и снова попытался вспомнить, где видел это изнуренное, изборожденное морщинами лицо. Женщина устремила на него свои выплаканные глаза.
— Позавчера, сынок, ваши солдаты забрали моего мальчика, вы его знаете. Он был в рубашке и синих штанах. Этим летом он хотел подзаработать и нанялся к Марину, машинисту. Я уж дорожку протоптала к нашим общинным начальникам. Говорят, что отпустят, занимайся, мол, своим делом. Извелась я ждать его днем и ночью, все мне чудится, что дверь хлопает. А теперь вот пришла сюда узнать, что стало с моим мальчиком. Только он у меня и остался. Другие мои все померли. Он ведь совсем раздетый был…
Слановский вздрогнул. Это была бабушка Катина, мать Васко, первая знахарка и повитуха в Камено-Поле. Когда Слановский был еще ребенком, сколько раз мать водила его к ней — знахарка сыпала муку в огонь, тушила угли от злого глаза. И вот она стоит перед ним, озабоченно и отчаянно говоря:
— Принесла ему немного хлеба. Кто ж тут позаботится о нем? Тут живет моя младшая сестра, да она, бедняжка, тяжело больна, третий год не встает с постели.
Слановский не мог поднять на нее глаз.
— Как вы думаете, их не отпустят? — продолжала расспрашивать она все тем же озабоченным тоном.
— Не знаю, бабушка. — И он направился к школе. Слезы выступили у него на глазах.
— Ох, не знаю, что и делать, нет нигде никакого порядка, — вздохнула она тяжело и пошла боязливо и медленно через площадь.
Танас Йончоолу стегнул кнутом по крупу коня, и телега загромыхала по площади. Обернувшись, он еще раз крикнул:
— Дядя твой, Митьо Ганин, просил повидаться с тобой! — Голос его потонул в грохоте колес. За телегой поднялось облако пыли.
Слановский стоял неподвижно за оградой и смотрел вслед Йончоолу до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом у моста через Осым. Можно было бы съездить в Камено-Поле сегодня, всего десять километров отсюда. Около двух месяцев ничего не сообщал он о себе домой. И он, и его сестренка Бойка свыклись с тем, что мать постоянно болеет, но что она так плоха, он не допускал и мысли.
Он вернулся в канцелярию роты. Игнатов писал какое-то донесение и рукой сделал ему знак подождать.
