Не смогла пожелать ему удачи и посоветовать всегда быть настороже в этом краю диких людей, для которых пятьсот фунтов — сказочные сокровища.
Она прижалась лицом к гладкой лошадиной морде, погладила ее и произнесла:
— Да охранит его Господь.
Вдруг, словно ниоткуда, раздался мужской голос:
— Скажите, кто этот мужчина, который заслужил того, чтобы вы о нем молились?
София резко развернулась. Нет, это был не призрак. В двери конюшни, прислонившись плечом к массивному столбу и скрестив руки на груди, стоял облаченный в желтый кожаный камзол мистер Мори. Хьюго не пошевелился и не залаял, хотя обычно облаивал каждого чужака, имевшего неосторожность приблизиться к конюшне. Большая лошадиная голова тоже оставалась спокойной в ее напрягшихся руках.
— Вы же уехали! — изумленно выпалила София, а потом, сообразив, насколько глупо это прозвучало и что некоторым ушам ее слова могли открыть больше, чем ей хотелось, она заставила себя успокоиться и ответила на его вопрос своим вопросом: — Выходит, полковник Хук взял обоих меринов?
— Он взял вороного. На втором по какому-то поручению графа поехал молодой конюх. Меня же, как видите, оставили.
Последнее предложение он произнес словно в насмешку над собой, однако София почувствовала, что он сам этому не рад. Никогда она не видела, чтобы лицо его было столь суровым и мрачным. Однако черты его смягчились, когда он посмотрел на нее, и хотя мистер Мори не отошел от двери ни на шаг, ей показалось, что он стал к ней чуточку ближе, когда кивнул и спросил:
— В Вестерн-шире принято ни свет ни заря молиться Господу и разговаривать с лошадьми в конюшнях?
Она отвернулась.
— Мне не спалось. Я услыхала топот лошадей.
— Да, когда они уезжали, тут было довольно шумно. Признаюсь, я и сам пару раз повысил голос. Наверное, это я вас разбудил. — Немного помолчав, он сказал: — Вы, кажется, понравились этой кобыле.
София улыбнулась.
— Мы с ней понимаем друг друга. Однажды она меня сбросила, но я сама была виновата.
— Неужели? Она выглядит слишком смирной, чтобы так себя вести под седлом, и я не могу представить, чтобы вы обращались с ней слишком грубо.
— Нет, я упала только потому, что не удержалась, когда она понесла. За этой милой наружностью скрывается неукротимый нрав.
— Да. Со многими женщинами тоже так.
С этими словами Мори наконец отошел от двери. Она услышала шуршание его сапог по влажной соломе на полу, и, когда осмелилась украдкой покоситься в его сторону, желтый камзол уже находился рядом с ней. Он протянул руку и погладил лошадь по выгнутой упругой шее.
