— Вы хотите уйти? — обратился он к сделавшему движение Погоревскому. — Вы уйдёте, когда выслушаете всё, что я имею вам сказать. Я год ждал этого случая!.. Я терпеливо ждал, потому что знал, что убийца всегда возвращается к трупу убитого им. Да, Женя, гляди на него. Он убил твою сестру.
Женя молчала. Широко раскрытые глаза её с ужасом переходили с Кардака на Погоревского. Действительность исчезла. Ей казалось, что она переживает какой-то страшный сон, кошмар. Она хотела кричать, но из сдавленного горла её не выходило ни одного звука. Кардак нежно усадил девушку в кресло, ещё раз погладил её по голове.
— А вы, — обернулся он, — не выйдете отсюда. Первая попытка или крик, и я размозжу вам голову, — он вынул из бокового кармана револьвер и сжал его в правой руке. — Не дрожите так сильно; для меня убить вас — это потерять всю сладость мести; вы должны жить. Женя, этот человек был любовником твоей сестры, и он же — её убийца.
Девушка тихо застонала.
— Неправда, неправда! — вырвалось у Погоревского. — Напротив, я готов был бы…
— Отдать за неё свою жизнь?.. Оставьте готовые фразы!.. Я презираю вас; мне противна была бы мысль убить вас; вы выйдете отсюда невредимы, но когда выслушаете меня. Женя, Женя, открой глаза, брось эту обычную женскую слабость. Пойми, что бывают в жизни минуты, когда нельзя быть ни девушкой, ни женщиной, а надо быть человеком. Ты сильна и здорова; встряхни же с себя недостойную слабость, встань рядом со мной, будь судьёй человеку, убившему твою сестру и протянувшему за тобой руку.
— Евгения Николаевна, не слушайте его, это сумасшедший!.. — Погоревский пытался принять спокойный вид и натуральную позу, но зубы его стучали, и лицо было всё в багровых пятнах.
— Сумасшедший, который мог бы своими двумя руками без всякого револьвера задушить тебя, раздавить, но который не хочет этого. Женя, теперь ты глядишь, ты в силах понимать, так слушай же. В тот год, в Рождественскую ночь, когда накрыт был ужин для гостей, я видел, как твоя сестра, под предлогом взглянуть на сервировку стола, вошла в столовую. Я ждал её в буфетной за портьерой; клянусь тебе, что это было не из ревности. Влюблённый, я ждал когда она выйдет, чтобы ещё раз обнять её; я видел, как она обошла весь стол, прочла на карточках имена гостей и, остановившись около одного прибора, положила под салфетку записку. Тогда сердце моё сжалось: я дал ей уйти, затем вошёл в столовую и овладел письмом. Ты знаешь руку твоей сестры?
