Вик требовательно пискнул.
Чуть ниже, в торчащих обломках дома, что‑то шевельнулось.
Движение короткое, но Леон успел приметить место, «спешился» и полез в развалины.
С каждым шагом ноги укоризненно напоминали о себе, и Леон с большим трудом притупил боль безостановочной ходьбой. Наконец он доковылял до стены с торчащими из неё металлическими прутьями. Держа наготове оружие (только сейчас он пожалел, что не взял с собой короткоствольного автомата), Леон увидел только неразборчивый (солнце сияло напротив), несущийся на него силуэт. Левая рука с пистолетом сама дёрнулась, вминая кусок металла в солнечное сплетение неизвестного, а правая ударила ребром вкосую под его подбородок. Нападающий ничком свалился у ног Леона, чем не преминул воспользоваться. Подсечка под колени — ноги Леона было вздохнули с облегчением, взметнувшись в воздух, а затем охнули от чёрной боли.
В момент падения Леон увидел седую, с бородавчатым наплывом стену, нависшую над ним, потом — предвечерне чистейшую синеву неба; внезапно вспомнил процесс отключения от боли — короткий и действенный, и успел сообразить, что сейчас даже эта простенькая роскошь ему недоступна. Он сам поразился, как много он всё же сделал: благодаря кратковременной памяти, он с грехом пополам рассчитал падение, скорчился, чтобы уберечь голову. Но — забыл о разбитых ногах. Он грохнулся пятками, и в глазах потемнело…
— … Отстань от него, Вик, — сквозь тупую толстую подушку воздуха негромко сказали сверху. — Лучше иди сюда. У меня для тебя есть кое‑что вкусненькое…
Кто‑то маленький, но твёрдый чувствительно попрыгал от плеча Леона по животу и, сильно оттолкнувшись, пропал. Ноги больше не болели, и ощущения, когда он думал о ступнях, были здоровые.
— Эй, очнулся? Вставай давай, а то я от любопытства весь изойду. Или ты желаешь более торжественного обращения? О Леон! Приветствую твоё чудеснейшее, хоть и абсолютно непостижимое возвращение из царства Аида!.. Молчит… Слушай, тебе не надоела моя болтовня? А твоё бесполезное лежание на этих пыльных плитах? Ага, ну вот, нашего чистюлю может привести в нормальное состояние только упоминание о грязи. Давай лапу, помогу встать.
— Болтун, — пробормотал Леон, сжал появившуюся в поле зрения ладонь и медленно, всё ещё остерегаясь боли сел.
— Привет тебе, о критичайший! — жизнерадостно засияла ему навстречу обаятельнейшая физиономия, интеллигентные черты которой не портил даже нежно–фиолетовый синяк на челюсти.
