— Глаза у всех есть, да не всем бог зрение дал.
Нина взглянула на Певунова, тот уже спал, ровно и глубоко дыша. Ему снилось, будто он лежит на лугу, на влажной траве. Высоко тенькают птицы, и в ноздри шибает сенным духом. У его плеча примостилась женщина, но он не знает, кто она такая. Он с ней незнаком, но ему приятно и сладко ощущать ее тяжесть. Он немного ее побаивается. Он вдруг догадывается, что это не женщина, а нечто потянувшееся к нему из земных недр. Теперь ему пропадать — засосет в траву и глину. Он бы еще мог встать на ноги, кабы не эта на плече чугунная глыба. Он кричит: «Отпусти, гадина! Отпусти!»
В палате слышен его крик, полный сумасшедшей мольбы.
— Разбуди его, дочка, — велел Исай Тихонович. — Разбуди скорее. Его смерть к себе тащит.
Нина сначала осторожно, потом крепче затрясла Певунова.
— Сергей Иванович, миленький, проснитесь, проснитесь!
Певунов открыл глаза и увидел сразу всю палату, и усмешку Лени Газина, и папиросный дым, и грязные тарелки, и белые стены, и блестки пота у Нины на лбу, и страх в ее взгляде.
— Вы так кричали, Сергей Иванович, всех напугали!
— Снится всякая чепуха, — извинился Певунов.
— Болезнь мозги сосет, потому снится, — пояснил Исай Тихонович, нацеливаясь запалить новую папиросину.
Нина отобрала у него всю пачку (он покорился безропотно, заметив: «Забирай, дочка, у меня их много припасено»), отворила форточку, потом отправилась на кухню мыть посуду. В коридоре прогуливались перед сном больные, мужчины и женщины. Некоторые одеты по-домашнему. Женщины, особенно тс, что помоложе, накрашены, аккуратно причесаны. Глазами стреляют отнюдь не по-больничному. Видимо, жизнь всюду свое берет, не отступает.
В палате Газин с наслаждением спорил со стариком.
— Может, по-твоему, и бог есть?
— У тебя нету. А у кого и есть.
— Почему у меня нету?
— Дурковатый ты и настырный.
— Оскорбление личности — не аргумент. Давай у Певунова спросим. Он альпинист, много чего повидал. Как думаешь, Сергей Иванович, существует на свете чего-нибудь, кроме материальной действительности?
Певунов знал, что существует.
— Отстань, Леня. Разморило меня, спать хочу.
— Погоди спать. Сейчас Нина придет. Ох, какая женщина, богиня! Повезло тебе, Сергей Иванович.
— Женщина справная, — подтвердил Исай Тихонович. — За такую держаться — не упадешь.
«Да, — усмехнулся про себя Певунов, — держаться за женщину. Только и осталось. Повиснуть на ней и висеть, пока не стряхнет».
Нина вернулась, закрыла форточку и стала прощаться. Она спросила у Певунова:
