Посторонняя | страница 84



— Чего бы вы хотели покушать, Сергей Иванович? Завтра суббота, я приготовлю.

— Ты и завтра придешь?

— Приду, — сказала Нина.

Певунов проглотил комок в горле, неожиданно сообщил:

— Мне хотят еще одну операцию делать. Но опасно. Если не получится — каюк мне.

— Умрете? — ужаснулась Нина.

— Хуже. Навсегда останусь паралитиком.

— А без операции как?

— Тогда есть надежда, что через несколько месяцев без посторонней помощи будут садиться.

Нина задумалась, лицо ее стало сосредоточенным. Она сжала кулачки так, что суставы побелели. В этот момент Певунов поклялся себе, что если сумеет выкарабкаться, то сделает для этой женщины что-нибудь необыкновенно приятное. Что-нибудь такое, о чем помыслить глупо в этой палате.

— Нет, — твердо сказала Нина. — Я бы не решилась на операцию. Я бы от страха умерла.

— А я сгоряча дал согласие, — впервые за этот месяц Певунов улыбнулся искренне, от сердца.

Вошла медсестра Лика, принесла кучу таблеток и порошков. Газин тут же на повышенном тоне потребовал, чтобы ему сделали укол промидола, иначе от боли он не может всю ночь сомкнуть глаз. Лика обратилась к Нине:

— Девушка, вам пора. Через полчаса отбой.

— Да, да, я ухожу. До свиданья! Сергей Иванович, мы завтра обсудим. Мне тоже нужно с вами посоветоваться об одном важном деле.

Уходя, она слышала, как Газин трагически предупредил: «Если мне не сделают укол, я ночью на одной ноге подбегу к окну и…»


Непонятная началась у Нины жизнь, рассеянная. Она перестала ориентироваться в днях недели и всякий раз подолгу соображала, куда ей надо спешить: в магазин, домой или в больницу. Зима стояла тусклая, слякотная, снег падал с неба, казалось, грязными лохмотьями. С мужем Нина теперь общалась редко и, натыкаясь взглядом на его неприкаянное лицо, всякий раз обмирала от смущения и стыда.

— Зачем ты все это затеяла? — спросил однажды Мирон Григорьевич среди ночи, когда Нина вдруг села в постели: ей померещилось, что она не выключила духовку. Голос мужа прозвучал в темноте как милицейская сирена.

— Что?

— Я только спросил тебя — зачем? Имею я право на этот вопрос?

— Мироша, не думай плохо. Я хочу помочь, как же иначе. Живой человек погибает, как же поступить?

— С чего ты взяла, что нужна ему? Может, он тебе нужен?

— Не надо, Мироша, не говори со мной так зло. Мне доктор объяснил… я и сама вижу…

Третьего дня доктор Рувимский зазвал ее в свой кабинет, усадил в кресло:

— Вы понимаете, что происходит? — спросил удивленно.

— О чем вы?