Нина у дверей замешкалась.
— А все-таки я свою правду докажу.
Директор брезгливо отмахнулся.
После работы Нина поехала к Захорошко. Дозвониться не смогла, Клавин телефон все время был занят, она решила: подруга дома, не бабушка же треплется по телефону часами.
Клава, отворив дверь, всплеснула руками и сказала: «Ах, кто приехал!» — таким голосом, каким говорят: «Зачем тебя черт принес?» На ней махровый халатик, на голове бигудишки.
— Куда-то собираешься?
— В театр.
В коридор выплыла импозантная Клавина бабушка.
— Вы с Клашиной работы, голубушка? Ах да, я вас помню, помню, помню. Вас зовут Нинушка, верно? Представьте, Клавушку-то рассчитали, совсем рассчитали. Не угодила наша пташенька ихним ястребочкам окаянненьким. Сейчас, сейчас, сейчас поставлю чаечек. Будем пить со сладкими лепешечками. Я как чувствовала, гостюшко пожалует, напекла с утра.
— А поджарь-ка ты нам лучше, бабуля, котлетушек, — попросила Клава. — Уж после попьем чаечек.
Радостная бабушка поспешила на кухню, девушки — в комнату.
Нина еще не вполне оправилась от неожиданно холодного приема.
— Я ходила сегодня к директору.
— Мне это неинтересно, — сказала Клава, — расскажи лучше, как твой малыш?
— Выздоровел… Я Петракову ничего не сумела доказать. Он меня обмишулил.
Клава достала с книжной полки пачку сигарет «Ява», задымила, она и прежде иногда покуривала, но чтобы так в открытую, дома… Вдруг Нина сообразила, какая перемена произошла в подруге. Клава не спала. Глаза се были широко распахнуты и смотрели зорко.
— Клава, миленькая, что с тобой происходит?
— Ничего.
— Ты уже устроилась куда-нибудь?
— Нет.
Нине хотелось броситься подруге на шею и целовать се бледное, измученное личико, но ее отпугивал непривычно внимательный Клавин взгляд.
— Я сейчас разревусь, — предупредила Нина.
Клава пустила струйку дыма ей прямо в нос.
— Не будь сентиментальной коровой. Если ты из-за меня переживаешь, то напрасно. У меня все в порядке. Я рада, что выбралась из этого поганого болота. Желаю и тебе того же.
— Уйти — значит сдаться.
— Перед кем сдаться? Сдаются перед людьми, а там разве люди? Разве Капитолина человек? Она — торгашка.
— Клава, Клава, но там остались девочки…
Клавино лицо исказилось гримасой презрения.
— Девочки? Никто и пальцем не пошевелил, когда меня вышвыривали. Шушукались по углам, как курицы. Девочки! Этих девочек можно купить гуртом за медный грош.
— Зачем ты так? Не у всех такое чувство достоинства, как у тебя, но они сочувствуют, они понимают, где правда, а где обман.
