Из моих летописей | страница 16
Больше часа сидел потом Сенин на лабазе зря, сильно продрог и — делать нечего! — слез на землю и отправился домой.
Еще шагая стежкой по огороду, услышал раздраженный голос Александра в отцовой летней избе. Вырвалась Сашкина ругань:
— Я те покажу, старый хрыч! Я те выучу, дармоед проклятый!
Сердце у Василия заколотилось — горяч был человек! — и бросился он от своего дома к отцовскому.
Бегом поднялся по ступеням высокого крыльца и рванулся через сени в летнюю избу, где гремел Сашка.
При свете тусклой керосиновой лампы он не сразу заметил отца, сидевшего на полу возле печи. Крупное, грузное тело старика обессиленно поникло, а грубоватое лицо с тяжелым носом, черными мохнатыми бровями и седеющей окладистой бородой показалось ворвавшемуся Василию страшно худым, осунувшимся, непомерно морщинистым. С дрогнувшим сердцем Василий заметил блеск слез на втянутых щеках отца.
Сидя у стола, красный и потный Сашка заорал:
— Тебя еще зачем принесло? Сами разберемся!
Задыхаясь от негодования, Василий долго не мог заговорить.
— Как ты смеешь таким словом отца!.. — Он схватил брата за ворот, стал трясти: — Отца… отца… отца…
Тот вывернулся, и они схватились. Василий стал валить Сашку… Грянул выстрел — это ружье, висевшее у Василия за спиной, задело курком за лавку. Изба наполнилась дымом, поднялись вопли. Отец кричал:
— Спасите, хрещеные, спасите!
Мать бросилась вон, запнулась о порог, повалилась и стонала.
Марфа истерично орала:
— Ой, Саша! Ой, Саша! — ей померещилось, что муж убит.
Тяжело переводя дух, Василий сел на лавку у окна. Выстрел напугал всех, заставил разъяренных братьев опомниться и повернул ход ссоры.
Сашка задымил папиросой.
Молча свернул цигарку и Василий.
Долго сидел он, согнувшись, опираясь локтями о колена. Сидел, обдумывал, что же делать. Взять стариков к себе? Не выходит. Тесно будет: изба у молодого хозяина небольшая, что толку, что новая да чистая? Да и земли у него одна душа — большой семье трудно прокормиться. А у отца две избы — зимняя и летняя, обе просторные; а про землю и говорить нечего — вдвое против Васиного.
Нет, стариков брать к себе не нужно. Не так надо сделать.
— Вот что, Сашка, сменяемся. Переходите с Марфой в мое поместье, а я сюда, к родителям, вернусь.
В избе стала мертвая тишина. Даже мать, добравшаяся до кровати, перестала всхлипывать. А Александр и рот разинул: чудо! У Васьки хозяйство из всей деревни особенное — ладное, стройное, порядочное, скотина сытая, огород ухоженный, весь инструмент, вся справа прочная, чистая.