Этот быстрый и краткий ответ как бы сберегал время для других, более важных вопросов, которые не могла не задать девушка.
— Что он наделал?
И тут только, по её изменившемуся голосу, Римма поняла, что Люда ничего не знает. Такого адвокат Федуличева не предвидела… На подоконник посмотрела, где стояли накрытые марлей детские склянки.
— Вы ещё кормите ребёнка?
— Да. — Теперь настал её черед беречь время для других, более существенных слов.
Римма не спешила произнести их. Как подействует на кормящую мать известие, которое она готова обрушить на её голову? Сейчас её имя не фигурирует в деле, и, если Римма подымется и уйдет, никто не станет таскать её по судам. Но Качманов…
— Вас беспокоит, что у меня пропадёт молоко?
Поразительно, с первого взгляда она показалась Римме такой юной. Почти девочкой.
— Нисколько. Я адвокат, и меня прежде всего волнует судьба моего подзащитного. Качманов избил человека, — сказала она.
Балалайка склонила голову в другую сторону и, когда Римма неприязненно взглянула на неё (она с детства не любила собак), вильнула хвостом.
— А что вы от Людки хотите? — произнесла мать. По-прежнему неподвижно и прямо сидела она, как деревянный идол.
Пока Римма собиралась с ответом, Люда задала‑таки вопрос, который она ожидала:
— Кого он избил?
— Одного человека, — уклончиво ответила Римма. — Я знаю, что вы были знакомы с ним, и хотела узнать кое-что. Это может понадобиться при защите.
Рисковать судьбой Качманова она не имеет права, но и эта девушка…
— Он Иванюка избил? — сказала Люда, скорей утвердительно, нежели с вопросом.
А Римму пытал немигающий жёлтый взгляд матери: неужели вам не жалко её? Неужели вы явились сюда, чтобы мучить её? Мало разве перенесла она?
Римма поправила очки.
— Иванюка, — ответила она. — Когда вы в последний раз видели его?
— Кого? — спросила Люда.
— Качманова.
— Девятого августа.
Нестерпимо хотелось курить. Римма отчётливо выговорила:
— Он спросил, чей это ребёнок?
Люда опустила глаза.
— Да.
Палачом почувствовала себя адвокат Федуличева. А Иванюк… Если раньше он был просто истцом, просто потерпевшим и ничего, кроме профессионального внимания, не вызывал к себе, то теперь все изменилось. В понедельник она будет не только защитником Качманова, но и обвинителем Иванюка. Быть может, обвинителем даже больше.
— Вы смогли бы повторить это послезавтра на суде?
Телом ощущала Римма слева от себя замершую, все впитывающую в себя, готовую, в случае чего, броситься на помощь мать. Вот–вот раздастся её голос — голос идола, обретшего вдруг дар речи. Римма не ошиблась.
