Я напряг память, восстанавливая в голове рассказ Аделаиды.
— Да нет, Солтрам ее не бросал. Напротив, это она его оставила.
— Оставила его — нам, в наше распоряжение? Нет, это поистине чудовищно! Премного благодарен, но я от такого подарка отказываюсь наотрез!
— Погоди, ты еще услышишь о нем вдосталь, желаешь ты того или нет. Я не могу, просто не в состоянии избавиться от мысли, что Солтрам — птица высокого полета.
Признаюсь — не без некоторой внутренней неловкости, — я уже напал на нужный тон, который вернее всего выводил моего старого друга из равновесия.
— Ну конечно же, это сущая мелочь, о которой не стоит и толковать, — съязвил Грейвнер. — Однако ты забыл упомянуть, на чем, собственно, основана его репутация.
— Как на чем? Ведь я тебя уже чуть не уморил, твердя одно и то же… На исключительной силе его интеллекта.
— Отраженного в его писаниях?
— Возможно. Во всяком случае, его высказывания переполнены содержательностью до краев. Они настолько богаты мыслью, что готов поклясться — ничего подобного я сроду не слыхивал.
— Так-так, и о чем же он разглагольствует?
— Дорогой мой, что за вопрос? Да обо всем на свете! — с жаром отозвался я, припомнив бедняжку Аделаиду. — Солтрам излагает свой собственный взгляд на любой предмет, — смилостивившись над собеседником, уточнил я. — Тебе необходимо услышать его самому, иначе ты меня не поймешь: говорю тебе, это нечто бесподобное!
Не скрою, я слегка сгустил краски, однако тем самым всего лишь чуточку забежал вперед: дальнейшая судьба мистера Солтрама, насколько я мог судить на основании наших новых встреч, полностью подтвердила мои слова. Не отказал я себе и в небольшом поэтическом преувеличении, когда торжественно провозгласил, что Фрэнк Солтрам, овеянный легендами, будет превознесен грядущими поколениями как величайший из наиболее знаменитых в истории говорунов.
Собираясь уходить, Джордж Грейвнер вопросил, чего ради мы затеваем возню вокруг какого-то краснобая — всячески его восхваляем, осыпаем благодеяниями… От большого болтуна жди большой беды. Языком человечество работает без устали — сверх всякой меры. Мы утопаем в празднословии, наш век погибнет от пустозвонства. В данном пункте, однако, я искренне расходился с Джорджем Грейвнером. На мой взгляд, мы утопаем вовсе не в речах — нас захлестывают волны бессмысленного шума. Мы гибнем не от избытка красноречия — от бесплодного сотрясения воздуха. Умение владеть словом — удел немногих избранных; это подлинный дар богов, одна из лучших земных отрад — сверкающий бриллиант на рваном плаще, в который кутается человечество. Многим ли суждена эта привилегия, часто ли попадаются нам истинные мастера слова? Мы погибаем от затянутости монологов?! Да нет же, совсем наоборот — задыхаемся от нехватки дельных речей! Дурная писанина — отнюдь не потакание читателям, как представляется многим. И даже прекрасные книги не сравнятся с живой речью. Лучшие литературные образцы немало заимствовали от устных бесед. Нас самих, увлеченно заявил я напоследок, потомки, возможно, будут вспоминать прежде всего как чутких слушателей прославленных ораторов.
