— Тю, черт! — громко выругался Серега. — Баба! Дорогу перешла, теперь жди беды!
Женщина испуганно повернулась на голос, и Антон увидел молодое красивое лицо, на котором испуг почти мгновенно сменился насмешкой. Женщина отступила на шаг.
— Проходите, — сказала она, усмехаясь. — Я не боюсь, когда мне пересекают дорогу.
Серега заспешил вперед, но Антон остановился в нескольких шагах от молодой женщины и сделал приглашающий жест.
— Проходите, пожалуйста!
Женщина насмешливо поклонилась.
— Только после вас. Я вовсе не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось.
— Ну что вы! — воскликнул Антон. — Я не суеверен.
— Да вы, оказывается, передовой человек!
— Во всяком случае, в приметы не верю, — смущенно сказал Антон, глядя в ее золотисто-карие сияющие глаза.
Женщина готова была улыбнуться, но сдержалась: ее красивые губы подрагивали. Антон стоял перед ней, краснея и смущаясь все больше и больше. Она тоже медлила уходить, рассматривая его с ироническим интересом.
— Плюнь ты на нее, прохвессор, иди сюда! — крикнул Серега. — С бабой на лесной дороге встретиться — хуже всего. Либо беда приключится, либо она тебя вокруг пальца обведет…
Женщина внимательно осмотрела Антона. Вероятно, молодой человек в кургузой курточке и в старых, незнакомых с утюгом брюках мало походил на профессора. Она поставила ведро и слегка поклонялась.
— Проходите, прохвессор! — проговорила она, подражая Сереге. — Пожалуйста, прохвессор!..
Антон, растерявшись и боясь встретиться с ней глазами, прошел мимо.
— Благодарю вас, — произнес он едва слышно. — Благодарю…
— Не стоит благодарности, прохвессор, не стоит.
Антон, не оглядываясь, догнал поджидавшего его Серегу.
— Откуда могла появиться такая? — спросил он.
— Знамо, из Широкого. Откуда еще! — Серега плюнул в сторону кустов, за которыми скрылась женщина.
— Местная? Широковская?
— А дьявол ее знает! Похоже, что московская… Уж больно на язык востра. У москвичек язык что бритва: ты ей слово, она тебе десять, да еще каких! Царапают и обдирают душу, будто края рваной жести кожу.
Предусмотрительность Сереги Ухватова не избавила, однако, Антона от неприятности. Кати, которой он позвонил из Широкого, дома не оказалось. Он готов был разочарованно повесить трубку, когда Фекла завопила:
— Постой-ка! Постой! Егорий Матвеев наказал, чтобы позвать его, коль ты звонить будешь. Так и сказал: «Держи его, Фекла, на телефоне, пока я не поговорю с ним». Ты жди, милок, я его приволоку!..
Фекла прожила в Москве почти двадцать лет, но продолжала говорить, как привыкла в деревне, и все старания профессорской семьи научить ее «культурной» речи были тщетны. Пока она «волокла» Дубравина к телефону, Антон думал о том, куда могла отправиться Катя. Она не была домоседкой и все же не носилась по городу в поисках развлечений, как ее молодая мачеха. Не по летам самостоятельная и уравновешенная, Катя помогала отцу, и тот, знакомя своих учеников с дочерью, говорил: «Мой ассистент, внештатный и бесплатный, самый добросовестный и полезный».
