В орбите войны: Записки советского корреспондента за рубежом. 1939–1945 годы - Даниил Федорович Краминов

Поздней осенью 1938 года меня вызвали из Омска, где я работал корреспондентом «Известий», в Москву. В сером кубическом здании редакции на Пушкинской площади меня приняла К.Т. Чемыхина, «ведавшая кадрами», и, смущённо вспыхивая — она всегда краснела, когда говорила неприятное, — объявила, что меня не утвердили собственным корреспондентом газеты по Омской области, хотя я был им уже два года. Было решено, что собкоррами должны быть члены партии, а я ещё состоял в комсомоле.

— Но мы не хотим терять вас, — заверила меня Чемыхина. — Нам нужен сотрудник в иностранный отдел. Вы ведь раньше были, кажется, связаны в какой-то мере с зарубежными делами?

— Не очень и недолго.

— А точнее?

До поездки корреспондентом «Известий» в Сибирь я около года работал ответственным секретарём журнала «Интернационал молодёжи», который издавался Исполкомом КИМ, а в последние студенческие годы — в иностранном отделе «Ленинградской правды».

— Какой язык знаете?

— Немецкий немного. И английский совсем слабо.

— Точнее! Точнее!

Английским я занимался в Ленинградском институте истории, философии, литературы несколько лет назад, а немецким — в средней школе. Но как-то на лекции, ещё на первом курсе института, бросил реплику на немецком языке; профессор удивлённо замолк и спросил по-немецки:

— Вы говорите по-немецки?

Хвастун в студенте силён, и я также по-немецки ответил:

— Конечно!

Несколько дней спустя меня вызвали в Василеостровский райком комсомола и — как я ни клялся, что не знаю ничего, кроме пары ходовых фраз, — вынесли решение направить работать среди немцев, которых тогда было в Ленинграде много: в кризисные годы германские безработные приехали к нам. Меня тут же послали в горком партии, обязав явиться к человеку, отвечающему за политическую работу с немцами. Им оказался тот самый профессор, перед которым я так неумно похвастал. Я попробовал повторить свои клятвы, но он не стал даже слушать и выделил мне дом № 3 по Детской улице, почти на окраине Васильевского острова, где жили немецкие рабочие.

— Будешь помогать им знакомиться с нашей жизнью, — сказал профессор.

Среди немцев было много коммунистов и социал-демократов; они отнеслись к плохоговорящему на их языке студенту с великодушием людей, видящих слабости других, готовых скрыть их и помочь. Но студенту пришлось всерьёз заняться немецким языком. Через год он не только говорил, но и писал по-немецки. Свою журналистскую практику я проходил в газете для немецких рабочих «Роте цайтунг». И хотя её редактор, венгерский политэмигрант-коммунист, находил мой немецкий язык «варварским», он всё же дал ему в своей характеристике похвальную оценку.