— Идиотство! — выругался Антон про себя. — Такое суеверие после двадцати лет новой жизни! «Дурные приметы»! «Знамения»! Чертовщина какая-то!
Однако чем больше он размышлял, тем меньше хотелось ему возвращаться к рукописи: давние интриги хитрых и циничных политиканов — Дизраэли и Бисмарка — казались теперь мелкими, почти ничтожными в сравнении с той опасностью, которая волновала жителей Заборья.
Обычно, когда трудно подвигалась работа, Антон шел в Широкое и оттуда звонил в Москву Кате. Разговор с ней «вдохновлял» его, и трудности оказывались позади. Он решил прибегнуть к испытанному средству и направился лесной дорогой в соседнее село.
На опушке из крайних кустов орешника неожиданно и шумно появился сосед Федотыча Серега Ухватов, заставив Антона отпрянуть назад. Пьянчуга и враль, Серега любил потешаться над чужой неудачей или промахом, и испуг москвича развеселил его.
— Напужались? — спросил Серега и захохотал. Не получив ответа, пояснил: — В нашем лесу пужаться нечего: грибники да лоси, а лось — зверь смирный, человека не трогает.
Серега Ухватов опустил к ногам большую плетеную корзину, полную грибов, и стал бесцеремонно рассматривать Антона, сощурив и без того маленькие и хитрые глазки. В рваном ватнике, в опорках на босу ногу, небритый и взлохмаченный, Серега был страшноват: встреча с таким не обрадует не только в лесу, но и на людной улице.
Антон хотел пройти мимо Ухватова, но тот, широко расставив ноги в опорках, загородил тропинку.
— Куда путь держишь?
— В Широкое.
— Это ты правильно надумал, — одобрил Серега. — Широкое — веселое село, не чета нашему Заборью. Там и выпить и закусить можно.
Антон шагнул в сторону, чтобы обойти его, но Серега, проворно подхватив свою корзину, пошел с ним рядом. Заглядывая в лицо москвича, он с наглой усмешкой заговорил о том, что слышал от кого-то, будто «головастее молодого прохвессора Карзанова во всей Москве нет». Прежде чем что-нибудь выпросить у человека, Серега — это было известно всему Заборью — сначала бессовестно льстил своей жертве. «Душа человеческая, — говорил он, — как колесо: не смажешь ее — никуда не поедешь».
Вдруг Серега остановился и, толкнув Антона локтем, приложил палец к губам. Справа от них трещали сухие сучья, шелестели раздвигаемые кусты: кто-то двигался наперерез им.
— Лось?
— Не, — прошептал Серега. — Человек. Хруст тихий, шаг легкий.
Над кустарником показалась женская голова: растрепанные каштановые волосы скрывали склоненное лицо. Выбравшись на тропинку, женщина выпрямилась и поправила волосы. Она была в синем вылинявшем лыжном костюме, в лыжных ботинках, в руках держала палку и ведро. Незнакомка шагнула через тропу.
