Подобное разочарование ждало в 90-е годы многих российских нуворишей. Им казалось, что если пошить фраки и смокинги у хороших портных, те и сидеть будут на их мешковатых фигурах элегантно… Но оказалось, что смокинг еще и носить нужно уметь.
С замками еще хуже.
Повсюду в роскошных рамах висят портреты предков. Но это не твои предки. И сколько ни старайся выжать из себя слезу умиления, глядя на чужие чопорные физиономии, благодарных родственных чувств они не вызывали.
Можно было бы сформировать в душе ощущение счастья и праздника в связи с тем, что на стенах висят подлинники или прекрасные копии с работ таких выдающихся мастеров живописи Объединенного Королевства, как Джошуа Рейнольдс, Томас Гейнсборо, Аллан Рэмзи, Генри Реберн, Дэвид Уилки… Но перечисленные мастера не были близки сердцу Осинского. В этом холодном и дождливом Лондоне ему не хватало живописи и дружбы гениальных русских художников Шилова и Никаса Сафронова. Подаренные ими работы, в том числе портреты самого Осинского, увы, остались в московской квартире в результате поспешного бегства…
Надо сказать, что сэр Оливер Линдфорс был женат на дочери шотландского лорда, поэтому в анфиладах поместья в Лондоне преобладали шотландские мастера. Если английские казались Осине повеселее, то шотландские – совсем скучными: статичными, в темном «соусе», вроде портрета полковника Макдонелла-оф-Гленгарри. К тому же портрет молодого мужчины в юбке, пусть даже и шотландской, вызывал у придерживающегося традиционной сексуальной ориентации Осинского недоуменную оторопь. Не то, чтобы он не знал об этой странной моде – просто, одно дело, когда видишь на телеэкране вышагивающих под заунывные звуки волынки шотландских гвардейцев, а совсем другое – когда такой молодец в юбке смотрит на тебя со стены твоей спальни…
И совсем уж обидно, что за всю эту хренотень в коричневом «соусе» ему, Осинскому, пришлось заплатить сумасшедшие денежки из собственного кармана – это было условие сэра Линдфорса: поместье продавалось со всем содержимым. Еле удалось выговорить право заменить персонал.
В какой-то степени Осинского примирил с экспозицией поместья портрет кисти того же Реберна. На нем была изображена молодая женщина по имени миссис Скот Манкрифф, биографию дамочки Осина не удосужился узнать, но большой белый бюст, стремительно вырывавшийся из корсажа этой местной аристократки, его слегка возбуждал. Сильнее его возбуждала только старшая горничная Мария Суареш, которая, сволочь, все откладывала под разными предлогами момент соития.
