К тем, чей скоро час придет.
Лишь невеста ждет и ждет.
Ночь спасения тиха.
Ждет невеста жениха.
— Кони-лошади сено съели, а телегу везти не хотят! — шутливо прикрикнула Анна.
Моль и Марья отложили карты и вопросительно уставились на нее.
— Огород посажен, а малинник-от кто вычистит?
И три подруги, которых только разница в возрасте мешала назвать сестрами, отправились обламывать сухостоины, чтобы дать жизнь молодой, гибкой, зеленой поросли.
— Слышь, бабка, — поинтересовалась Моль за работой.
— Но?
— А отчего сюда не приходят Анисья, Пеша, Вячка… Или мои какие-нибудь родичи? Мы же все теперь мертвые. Так?
— Так не так, а перетакивать не будем, — буркнула Анна, отвернулась и ушла в работу.
Она то бережно и осторожно, чтобы не повредить молодую малинку, рвала траву, то резко и величественно отбрасывала сухостоины в сторону.
Тем временем Марья, которая была сегодня странно беспокойна и работала вполсилы, отошла за угол дома.
— Ништо, девка, — неожиданно протянула Анна. — Ништо-о…
Она и еще что-то сказала бы, но тут со стороны калитки послышался шум.
— Цыгане! — сообщила выглянувшая из-за угла Марья. — Как чувствовала. Боюсь их до жути.
— А ну хозяина сейчас кликну! — вдруг рявкнула Анна самым настоящим басом.
— Вам кланялись оттуда, — раздалось из-за стены. — Там плохо. В деле этом все повязли. Помоги, золотая. Катит, катит колесо…
Моль рванулась на голос, но когда она подлетела к крыльцу, никаких цыган там и в помине не было. За калиткой простирался безлюдный простор загробной деревеньки, по которой гулял зловещий и острый ветер.
Шла вторая неделя пребывания Моли в доме старухи Анны. И впервые сделалось мертвой девушке по-настоящему одиноко.
Шла вторая неделя пребывания Анны в палате интенсивной терапии.
А она все лежала с полузакрытыми глазами, жалко хрипела и по временам произносила короткие слова:
— Са… Ша… Аз… Да…
Палата наполнялась женщинами. Они ходили в столовую за кипятком, вязали, разговаривали, а время от времени запрокидывали головы на подушки.
— Хоть бы не належаться, — пробормотала одна из них, когда я сидел рядом с кроватью Анны, вслушиваясь в ее мычание.
Сказав это, женщина красноречиво посмотрела на меня.
Я узнал давеча лежавшую под капельницей и отвел глаза.
В палате наступила нехорошая тишина.
Вдруг Анна выпалила словечко, которое едва не лишило меня чувств, потому что она вдруг изрекла, сипло, словно с того света:
