— Здорово! — согласился Петр. — Только чур не я один к вам ездить буду, а вы ко мне в детдом тоже. Вы не бойтесь, Надежда Васильевна, директриса наша, хорошая, добрая. И воспитатели тоже. Они все рады будут, если ко мне друзья приедут… Я, конечно, виноват, сбежал. Меня там, может, тоже ищут…
— Конечно, ищут! — подхватил Степаныч. — Обязательно ищут! А ты телефон помнишь? Давай позвоним.
— Да уж поздно, — вмешалась Кузьминична. — Кто там в такое время сидеть будет?
— Надежда Васильевна всегда сидит допоздна, — заверил Петр.
— А вот и проверим! — сказал Степаныч. — Говори номер!
В детдоме трубку сняли сразу, и послышался громкий чуть протяжный голос:
— Криунова у телефона.
— Надежда Васильевна? — на всякий случай уточнил Степаныч.
— Да, Надежда Васильевна. А кто спрашивает? Я что-то голос не узнаю.
— Не узнаете, потому что и вовсе не знаете, — стал объяснять Степаныч. — Я звоню из Ростова. Зовут меня Николай Степанович. Я пенсионер, ветеран труда.
— Да, да, Николай Степанович, а какое дело у вас ко мне?
— Да вот воспитанник ваш рядом со мной стоит…
— Неужели Петя нашелся?! — радостно перебила Надежда Васильевна.
— А как вы догадались, что о Петруше речь идет?
— Так у нас все на месте, один только он весной исчез, и мы его через милицию ищем. Он здоров? С ним ничего не случилось?
— Слава Богу, все в порядке. Вот только он сомневается, примете ли его обратно, беглого.
— Как же не принять, ведь мы его несколько месяцев ищем, совсем надежду потеряли. А трубку можете ему дать?
— Конечно. Петруша, говори.
— Надежда Васильевна, простите меня, я больше не буду…
— Не маленький уже, чтобы такие заверения давать, — послышался громкий голос Надежды Васильевны. — Не ожидала от тебя такого, Петя. Непонятно, почему ушел, ничего не объяснил, заставил столько поволноваться. И бросил-то нас весной, когда на нашем огороде страда началась. Ребята без тебя чуть все грядки не погубили, агроном ты наш.
— Что, совсем грядки пропали? — испугался Петр.
— Не совсем, но тебе придется изрядно потрудиться, чтобы навести там прежний порядок.
— Я наведу! — заверил Петр. — Не беспокойтесь, Надежда Васильевна. Завтра же домой поеду автобусом или поездом. Что? Нет, вы не беспокойтесь, я один доеду и до детдома сам доберусь.
— Ну, вот, — удовлетворенно констатировал Степаныч, — уже двое, считай, дома. А ведь и правда, ребята, ничего нет лучше, чем жить «под крышей дома своего», как в песне поется. А еще… не обижайтесь, но вот что я вам скажу: откуда в вас это бессердечие? Обиделся или вольной жизни захотел — взял и ушел. А о близких подумал? Сколько горя им доставил — ведь нет ничего хуже неизвестности. Себя, значит, жалко, а родных нет.
