— Говорю тебе —. это редкость, — сказал Джордж. — Тысяча восемьсот тридцать второй год.
Бивел снова побрел к спальне. Он закрыл за собой дверь, медленно подошел в темноте к кровати, сел, снял ботинки и залез под покрывало. Минуту спустя в светлом прямоугольнике двери возник высокий силуэт матери. Она на цыпочках пересекла комнату и присела на край кровати.
— Что там про меня говорил этот олух? — прошептала она. — Что ты наболтал проповеднику, детка?
Он закрыл глаза; голос матери слышался издалека, словно сам он был в реке, под водой, а она — где-то сверху. Она тряхнула его за плечо.
— Гарри, — шепнула она ему на ухо, — скажи, что он говорил. — Она подняла его, посадила, и ему показалось, будто его вытащили из реки. — Скажи, — прошептала она, густо дохнув сивухой.
В темноте перед ним маячил бледный овал ее лица.
— Он сказал, что я теперь другой человек, — пробормотал мальчик. — Я теперь значу.
Держа за рубашку, она опустила его на постель и, наклонившись, скользнула губами по лбу. Потом встала и, покачивая бедрами, исчезла в светлом прямоугольнике двери.
Проснулся он не рано, но в квартире было душно и темно. Он полежал немного, ковыряя в носу и вытирая уголки глаз. Потом сел на кровати и поглядел в окно. Через мутное стекло светило бледное солнце. На другой стороне улицы из верхнего окна гостиницы, подперев подбородок руками, высовывалась негритянка-уборщица. Мальчик встал, надел ботинки, пошел в ванную, а оттуда — в гостиную. На столе лежали два крекера, намазанные рыбной пастой. Он съел их, запил остатками пива и посмотрел, не валяется ли где его книга, — но ее не было.
В комнате стояла тишина, только чуть слышно гудел холодильник. Он отправился в кухню, нашел там две горбушки хлеба с изюмом, густо намазал их толченым арахисом и, взгромоздясь на высокий табурет, стал жевать. Доев бутерброд, выпил шоколадного молока. Он предпочел бы пиво, но открывалка была запрятана слишком высоко, и достать ее он не смог. Потом он поглядел, не осталось ли чего-нибудь в холодильнике, но там были только вялые овощи, бурые апельсины, которые она купила и забыла выжать, сыр трех или четырех сортов, какая-то рыбина в бумажном мешке и свиная кость. Не закрыв холодильника, он отправился в темную гостиную и сел на диван.
Он подумал, что очухаются они только к часу, а потом вместе с ним пойдут завтракать в ресторан. До стола он там не достает, и официант, как всегда, принесет ему детский стульчик, а ему уже неудобно сидеть на детском стульчике. Он сидел на диване и колотил по нему пятками. Потом встал, обошел комнату, заглядывая, словно по старой привычке, в каждую пепельницу. У него в детской было много кубиков и книжек с картинками, но почти все порванные: он обнаружил, что лучший способ получить новые — это испортить старые. Развлечений у него было мало — разве что еда, да и та не шла ему впрок.
