– Я сейчас тоже расплачусь, – с сарказмом промолвил Половой.
Сабля чуть не подпрыгнул, обернулся. В душу его хлынула тьма.
– Могу помочь, – процедил он.
Старший матрос лишь хмыкнул. Сзади появился кто-то из абордажников и Рэмси, оба вооруженные.
– Сваливай, – отогнал меня от двери Рэмси. – Он еще там? Старик послал нас разобраться.
Бывший палубный матрос, а теперь штурмовик, дернул за запор и выругался. Закрыто. Раненый боцман вновь заблокировал механизм со своей стороны.
– Что? То, что кажется хорошей идеей при обороне корабля, на поверку оказывается не таким удобным, да? – осклабился Половой. – Ничего, сейчас вышлем мальцов, пусть добьют Шестерню.
– Я туда больше не полезу, – проговорил я.
– Кто тебя спрашивать будет?
– Попробуй заставить, – встретил я взгляд Полового. Он ядовито улыбнулся.
Рэмси в бессильной злости пнул дверь.
– Вернется капитан – решим, что дальше.
У меня внутри от этих слов что-то сжалось в животе. Может, стоило спрятаться в вентиляции?
Эльм выглянул из-под прикрытия ледового колосса, только когда убедился, что никого, за исключением знакомого ублюдка в красных одеждах, рядом с переговорщиком не оказалось. С тем собачьим сыном, затянутым в красное, силач уже пересекался и, обменявшись парой ударов с невероятно ловким бойцом, предпочел ретироваться. Противник попался жесткий, а хозяин сказал беречь себя. Хозяин требовал беречь себя.
И Эльм берег. Тому помогала сила господина и следы его холодной магии. Раны жглись, раны болели, но от любой из них нормальный человек давно бы остался во льдах, а Гончая по-прежнему жил. Жил, несмотря на черных слуг подонка, спрятавшегося на корабле. Несмотря на пули и клинки тупоголовых корсаров, так или иначе столкнувшихся с Эльмом. Они не знали, как убивать Гончих. У них не хватило для этого ума.
Большинство из недоумков остались среди ледовых шипов так удачно подвернувшегося лабиринта, и теперь мороз превратил их в куски замороженного мяса. Бесполезного, холодного мяса, в котором совсем нет радости.
Звук голоса с корабля подарил Эльму надежду. Когда сопляк сбежал, просочившись, как шаркунье дерьмо, через собачью щель, – бывший циркач едва не отчаялся. Но когда вновь заработали двигатели собачьего ледохода – его переполнил животный ужас. Что, если собачья посудина уйдет прочь? Сколько недель, а то и месяцев, придется плестись за ним, чтобы отобрать у щенка компас? Хозяин легко заберет у него свой великолепный дар в наказание…
