— Никого у него не было! — перебил он уверенно. — Уж это я точно знаю. А вот насчет того, что Никита покончил жизнь самоубийством, вас ведь это интересует? — Его глаза доверчиво смотрели на меня. — Правильно, такое мнение у нас существует.
— Да? Почему?
— Так ведь никто не знает. Ну, просто мнение такое, понимаете?
— Не очень, Миша. Мнение должно на чем-то основываться!
— Невеселый он в последнее время был. А почему, я не знаю.
— Но вы же с ним были друзьями, Миша! — укоризненно заметил я. — Неужели тебя не интересовало, отчего твой друг ходит грустный?
— Почему же не интересовало? — обиделся парнишка. — Я у него два раза спрашивал: “Чего у тебя стряслось, старик?” А он в ответ: “Ничего. Отстань. Сам разберусь!” Я и отстал. У нас не принято приставать, если тебя не просят. Зачем лезть в душу человека? Может у него в голове какие-нибудь мысли. Захочет — сам скажет, а не захочет — пускай не говорит. А если вот так каждый будет приставать — это ведь садизм получается.
— И в школе у него тоже все было в порядке… — задумчиво проговорил я.
— Естественно! — кивнул Миша. — У него в школе всегда все в порядке, не то что у меня.
— А дома?
— Этого я не знаю. У него отец уехал в Москву. Никита почти месяц вдвоем с матерью жил.
— Никита был дружен со своим отцом?
— Еще как! Он все ждал, когда отец вернется, тот обещал ему привезти какие-то книги о театре. Никита театр любил, мечтал после школы в театральный вуз поступать. Или во ВГИК. Только об этом тоже никто из наших не знал. Никита даже в самодеятельности не участвовал. Правда, декорации оформлял, если попросят… Нет, с отцом он крепко дружил, как и я со своим. Тут у нас все нормально. С женщинами, конечно, посложнее…
— С какими женщинами? — не понял я.
— Ну с матерями, — ответил Миша. — Они нас, понятно, любят, но все равно полный антагонизм. Все суетятся. А зачем суетиться, когда и так все ясно?
— Миша, ты у Никиты никогда не видел при себе денег, крупной суммы? Двести рублей?
— Нет, — захлопал он глазами. — А зачем они ему?
— И очки он тебе тоже не показывал? — не отвечая на вопрос, спросил я.
— Какие очки? — вскинулся Миша. — Такие… ну… с “толстыми” стеклами?
— Да-да! — поспешно произнес я.
— Видел! — ответил Миша. — Еще поинтересовался у него, зачем они ему. А он положил их в футляр и говорит: “Не мои. Передать нужно”. Я и говорю: “Жаль. У них линзы в порядке”. Он на меня посмотрел и говорит: “Дурак ты, Мишка!” А почему я дурак? Я подводную лодку хочу делать, так эти линзы очень для перископа подойти могли.
