Он сделал несколько кругов по камере, потягиваясь и разминая плечи и руки. Потом прислонился к стене и принялся тупо разглядывать камни под ногами. Стало неуютно. Северус чувствовал, что дементора в коридоре больше нет. Видимо, они «дежурили» у камер только по ночам. Но на душе всё равно было паршиво. И виной тому было не только пережитое во сне. Лишь теперь Северус понял, что по-настоящему в Азкабане нужно бояться не дементоров, а времени, которое может тянуться как плавленая резина и сводить с ума… У заключённых не было работы, как в других тюрьмах, они не выходили на прогулки, потому что остров не был предназначен для этого. Им оставалось лишь гнить в своих камерах, погружаясь в самые жуткие воспоминания каждую ночь и сходя с ума.
Северус тряхнул головой, чтобы отогнать от себя мрачные мысли. Потом посмотрел на кусок хлеба, одиноко лежащий на полу. Подумал немного, подошёл к двери, взял хлеб и прислонился плечом к стене возле окна, бессмысленно разглядывая горизонт. Его камера находилась довольно высоко над морем, поэтому лишь встав на цыпочки, ему едва удалось разглядеть полоску тёмно-синей воды. Он придвинулся вплотную к решётке и принялся отламывать кусочки от хлеба, выбрасывая их в окно. Краем глаза он заметил, как резко спикировала вниз чайка. Северус улыбнулся. Хоть одному живому существу будет прок от его заточения. За первой чайкой появилась и вторая. Северус бездумно кидал кусочки хлеба вниз и размышлял о том жутком дне.
***
Когда он очнулся от обморока, за окном была уже ночь. Он лежал в своей спальне, переодетый в пижаму. Возле кровати на стуле сидела мать, протирая ему лоб влажным мокрым полотенцем.
— Как ты? — с беспокойством спросила она, когда Северус открыл глаза.
— Где Дружок? — выдавил Северус, моментально вспомнив произошедшее сегодня.
— Милый, понимаешь… — начала мать и запнулась, потому что в этот момент в комнату вошёл отец.
— Проснулся? — спросил он. Голос был, как обычно, грубым, но Северус готов был поклясться, что в глазах отца мелькнуло что-то похожее на беспокойство.
— У него был глубокий обморок, Тобиас, — укоризненно отозвалась мать.
— Где Дружок? — упрямо повторил Северус, глядя уже на отца.
— Закопали, — серьёзно ответил тот и со вздохом присел на соседний стул.
Северус знал, что пёс мёртв, но ему почему-то было важно услышать ответ от отца. И он испытал даже что-то вроде благодарности к Тобиасу, который не стал юлить и врать или просто отмахиваться от вопроса. Кажется, впервые он говорил с сыном на равных.
