— Судя по твоим работам, ты способен самостоятельно прочитать драматургию автора и внести свое собственное изобразительное решение пьесы или сценария, но это не значит, что оно будет совпадать с замыслом драматурга и режиссера. А, работая над живописным полотном, ты являешься и автором, и режиссером, и исполнителем всей картины в целом. Она, в отличие от театра и кино, абсолютно только твоя. Ты ее создаешь, и ты за нее отвечаешь. Получится вещь, это твое создание, не получится, пеняй на себя.
Он настойчиво убеждал меня всерьез заняться станковой живописью. В Москве ни раз приглашал в свою мастерскую на Фрунзенской набережной. Александр Павлович обладал феноменальной зрительной памятью, писал портреты интересных ему людей без позирования, по собственным впечатлениям и воспоминаниям. Когда я впервые появился в мастерской Александра Павловича, он показал мне несколько холстов, на которых я увидел хорошо мне знакомых людей, и стал называть их имена:
— Это — азербайджанский художник Фикрат Багиров, это — Валентина Сергеевна Фадеева, это — портрет вашего сына Саши, я его видел в Паланге. Он отдыхал с мамой, вашей супругой Татьяной Ильиничной, я с ними познакомился. Мне живо запомнилось лицо вашего сына, он очень похож на вас, я тогда еще обратил внимание на крупный сердолик в серебряной оправе, висевший на цепочке, на груди Саши, это было старинное туркменское украшение. Холодный цвет серебряной оправы и темно-красный сердолик хорошо смотрится на его черной футболке.
— Так ты уже знаком с моим сыном, он обещал сегодня зайти ко мне в мастерскую, так что не исключено, что вы встретитесь. Он у меня большой фантазер, страстный собиратель старины. Глубоко и серьёзно изучает историю костюма.
— Александр Павлович, вы очень точно схватываете в портретах самые характерные черты, вы писали их с натуры?
— Они вообще мне не позировали, я пишу портреты по памяти, а потом показываю их на выставках и жду, узнают ли они себя или нет. Вот ты, Володя, узнал многих и скажу тебе откровенно, мне это приятно.
— Я восхищен, Александр Павлович, художника с такой феноменальной зрительной памятью мне встречать еще не приходилось.
— А теперь взгляни на портрет юноши, туркменского чабана.
Васильев открыл крышку рундука, расположенного под большим окном мастерской, где хранилось множество написанных им работ.
— Володя, я придумал «хранилище» моим картинам. Они написаны на холстах, наклеенных на картон. Это очень удобно, во-первых, мастерская не загромождается работами, во-вторых, картонки можно поставить вертикально каждую в свою ячейку. Сохранность гарантирована, их всегда можно вытащить из рундука, вставить в рамы и отправить на выставку.
