Александр Павлович извлек из «хранилища» работу, поставил на мольберт и сказал:
— Этого юношу я увидел в песках Каракумов, когда с группой московских художников был в Туркмении. Молодой чабан мне запомнился своими светлыми, прозрачными глазами, устремленными в даль, словно он видел что-то, что не было видно мне, на его голове была одета плоская потрепанная шапка тельпек, перешедшая, видимо, по наследству от деда. С тех пор прошло немало лет. Я написал его по памяти, хочу выставить на своей персональной выставке в Академии художеств. Ты не знаешь, как в тех краях называют отшельников, живущих в песках?
— Знаю, Александр Павлович. Их зовут кумли.
— Красиво! Я так и назову «Кумли — житель пустыни».
Персональная выставка Александра Павловича Васильева заняла все залы Академии художеств СССР на Кропоткинской улице, ныне Пречистинке. Художник представил живописные полотна, сотни эскизов к спектаклям. Мне особенно понравились сочиненные им картины, под общим названием «Жизнь Балбеток». Это были деревянные существа, в которые живописец вдохнул жизнь, с собственной средой обитания, на картинах «Балбетки» ходили в гости друг к другу, сплетничали на завалинке, влюблялись, ревновали, женились и расходились. Словом, людская жизнь была не чужда им, «Балбетки» были ее отражением. Также интересен был цикл натюрмортов, наполненных театральными атрибутами, сопутствующими актерам. В них прослеживалась жизнь театра изнутри. В натюрмортах мастерски были написаны веера, перчатки, балетки, театральные костюмы, зеркала и гримерные краски, расчески и щипцы для завивки волос, цилиндры, парики, трости, словом всего не перечислить. От натюрмортов веяло ароматом театральной жизни, и тем, что скрыто от глаз зрителя. Казалось, что актриса или актер только на минутку покинули грим-уборную, и вот-вот сюда вернутся. Натюрморты так и назывались: «Актер», «Актриса». Выставка в Академии художеств имела ошеломляющий успех. Только что вышедшая монография о родившемся в Самаре замечательном русском художнике Александре Павловиче Васильеве словно явилась логическим продолжением его многолетнего труда, показанного на этой большой серьезной выставке.
Художник Васильев всегда был моим старшим товарищем и наставником в искусстве, радовался появлению моих новых картин на Всесоюзных выставках. Человек он был непростой и не всякого допускал к себе, не с каждым сближался и далеко не всех приглашал в свою мастерскую. Будучи очень требовательным руководителем творческих групп театра и кино в Дзинтаре, Сенеже, Паланге, куда я ездил почти ежегодно, он ждал от меня не только эскизов декораций к спектаклям и фильмам, а всячески поощрял, когда я работал над живописными полотнами. Так «В предгорьях Копетдага», «Незабываемый 1919», «Корабли Каракумов» были написаны в домах творчества. Некоторые художники театра и кино, находящиеся на этих семинарах, ревностно относились к его теплому отношению ко мне, их видимо раздражало, что мне было позволено писать картины, а от них требовалось выполнение программы по декорационному искусству. По вечерам, после наступления сумерек Александр Павлович любил засиживаться у меня в мастерской, разговаривая за чашкой чая о театре, живописи и жизни. В моей памяти и моем сердце Александр Павлович остался личностью, несущей большую русскую культуру. Эрудиция, воспитанность, интеллигентность резко выделяла его из общей массы художников. В театре Васильев продолжил традиции
