Перешагни бездну | страница 49



Солнце еще пряталось за земным кругом и лишь вонзало в угольно-синее небо золотые лучи, спорившие с кристаллами звезд. Хотелось не дышать, замереть и любоваться. Хотя сейчас нельзя было отвлекаться из-за каких-то предрассветных переливов красок. Надо напрячь силы, вскочить, посмотреть вокруг, огля­деться.

Кажется, где-то звякают удила. Кажется, пофыркивает лошадь и  слышится  придавленный  шепот.  Надо оглянуться,  посмотреть.

Оторвать глаза от востока так трудно. Вот розовые краски растворились в пепельной серебристости, а лимонные вспыхнули багрянцем. И вдруг горячая, бронзовая, полная волшебства ре­шетка встала перед горным хребтом. И только тогда пришло в го­лову: «А решетки-то вовсе нет!» На уровне глаз в двух шагах от одеяла, на котором спал домулла Микаил-ага, совсем как древ­ний скиф, посреди степи, шевелятся и тоненько звенят степные иссохшие травы, позолоченные солнечным светом. И сейчас же бархат в зените из угольно-синего сделался стальным, а звезды растеряли блеск и поблекли...

Не поворачивая головы, путешественник глянул на коконы — завернувшихся с головой в одеяла своих спутников, а за ними на белеющий глиняный куб мазанки с черными провалами дверей-окон и дальше на тонущую еще в предрассветной мути сивую гро­маду вершины Гобдун-Тау. И так быстро всходило солнце, что грани куба внезапно заалели пламенем и стоящий почти напротив всадник выделился резным силуэтом.

Кольнуло сердце. Тревога окончательно вырвала домуллу из сна.

Всадник уже не стоял на месте около степняка, а приближался. Копыта цокали по утрамбованной почве, аккомпанируя бронзо­вому звону сухой колючки и щебету внезапно проснувшихся степ­ных птиц. Всадник приближался. Сейчас путешественник уже не видел его, потому что надо было поднять голову, а поднимать не хотелось. Здоровый запах лошадиного пота наполнил ноздри. Ло­шадиное фырканье уже слышалось рядом. И терпкий дух, совсем не противный, и сердитое пофыркивание очень хорошо гармониро­вали со степным восходом, с предутренним холодным ветром, с го­моном птичьих стай.

Не поворачивая головы, путешественник смотрел, слегка сме­жив веки, на лицо всадника, нависшее над ним. Теперь лицо свет­лым пятном высвечивалось на все еще темном западном участке неба. Подо лбом, пересеченном наискосок краем синей чалмы, не­брежно повязанной по-крестьянски, лицо казалось огромным и знакомым и белыми шрамами, и резко вскинутой левой бровью с выпуклым глазом из-под нее.